Николай Коняев - Игрушки императоров

Павел забрал с корабля шлюпку и поставил на стол. Установил парус, потом разложил весла… Шлюпка тоже была настоящей, только притворившейся игрушкой, и скоро Павел позабыл и про нее.

На следующий день, как пишет Семен Прошин, «Его Высочество изволил разбирать и укладывать сигнальные флаги у корабля своего».

Вот и все игры…

А другие «игрушки»?..

«7 октября. Незадолго перед обедом поднес Его Высочеству артиллерийский один офицер родом грузинец князь Чухлыманов две духовые гаубицы и две пушки. В зале делали им пробу. Стреляли деревянными ядрами».

Пушечки эти, изготовленные в 1756 году мастером Даниловым в масштабе один к двенадцати, и сейчас хранятся в Военно-морском музее Санкт-Петербурга.

Но о том, как играл этими пушечками Павел, как и тем кораблем, что несколько дней простоял в приемной зале, кроме короткой записи Прошина, не найти ни полслова. Это более чем странно, ведь Павел — первый русский (опять первый!) император, дни детства которого расписаны почти по минутам.

А может быть, потому и нет записей, что не играл…

Может, потому и не играл, что ясно понимал — все это не игрушки…

И корабль, притворившийся игрушкой, и гаубицы, и звания, возложенные на него…

Перечитывая дневники Семена Прошина, ясно ощущаешь диссонанс, пронизывающий все детство Павла.

«Граф Иван Григорьевич читал Его Высочеству рапорт от капитана Плещеева из Средиземного моря».

И тут же, почти без всякого перехода:

«Великий князь изволил говорить, что в республике (так Павел называл свою птичню. — Н. К.) снегири представляют стариков, овсянки старух, чижики буянов, а зяблики кокеток…»

Словно бы пытаясь позабыть о страшном взрослом мире, где любовник матери убил его отца, о том мире, из которого приносят ему рапорты боевых офицеров флота и притворяющиеся игрушками взрослые вещи, Павел сам придумывает себе игры.

…Ему казалось, что при нем находится особый конный отряд из дворян в 200 человек и в этом отряде он состоит ефрейтором. Часто в виде игры он бегал, размахивал руками, давал приказы — производил упражнения с воображаемым отрядом.

…Рассматривая планы и виды Парижа, великий князь воображал себя полковником и производил распределение полка по местности.

…Выслушав историю Мальтийского ордена, великий князь вообразил себя Мальтийским кавалером.

Эти чуть жутковатые — они совершались в полном одиночестве — игры пугали воспитателей Павла, хотя, возможно, они и понимали, что Павел обращается к ним, чтобы хоть как-то освоиться в окружающем взрослом мире, «проходя по всем ступеням службы», а не начиная с чина генерал-адмирала Российского флота.

Кстати сказать, по сообщению Семена Прошина, в своем воображаемом конном отряде дворян Павел «дослужился» только до чина вахмистра.

Но эти же одинокие игры одиннадцатилетнего мальчика чрезвычайно развивали и обостряли болезненную фантазию и мечтательность.

Однажды Прошин застал Павла в задумчивости сидящим за столом, на котором стояла стеклянная пирамида.

— Чем вы заняты, Ваше Высочество? — спросил он.

— Ах! — со вздохом ответил Павел. — Я так в свой корабль вгляделся, что и эта пирамида кораблем мне кажется, когда немного призадумаюсь…

Потом он отодвинул пирамидку и приказал «принести себе из столярной пилку» и долго пилил что-то… Потом лег опочивать…

Размышляя о характере своего воспитанника, Семен Прошин записывал:

«У Его Высочества ужасная привычка, чтобы спешить во всем: спешить вставать, спешить кушать, спешить опочивать ложиться… Гораздо легче Его Высочеству понравиться, нежели навсегда соблюсти посредственную, не токмо великую и горячую от него, дружбу и милость» [10].

Великий князь, свидетельствовал архимандрит Платон, «наружностью всякого, в глаза бросающегося, более прельщался, нежели углублялся во внутренность».

О нервности, непредугадываемости характера Павла пишет и преподаватель астрономии и физики Франц Иванович Эпиниус: «Голова у него умная, но в ней есть какая-то машинка, которая держится на ниточке — порвется эта ниточка, машинка завернется и тут конец уму и рассудку…»

Странно читать эти записи, потому что беспрепятственно, на много лет вперед различают воспитатели Павла его будущую судьбу. А потому и различают, что уже тогда печать ее отчетливо лежала на лице воспитанника, на его характере…

Так и рос Павел.

Современники утверждают, что народ всегда радостно встречал великого князя. В нем, правнуке Петра Великого, видели законного наследника престола, а не в немке Екатерине…