Николай Коняев - Игрушки императоров

Ребенок был голоден, а герцог-отец, показывая гостям на сына, весело посмеивался над его мучениями. Истязание прекратилось, когда велели подавать второе блюдо.

Герцог приказал сменить маленького часового и, когда тот подошел к столу, поздравил его лейтенантом. Только после этого Карлу Петру Ульриху было позволено занять место за столом согласно новому званию.

Эпизод этот дает представление об особенностях «голштинской педагогии», которая в том и заключалась, что ребенок как бы сразу становился взрослым и вместо игр оказывался включенным во взрослую жизнь.

Во всяком случае, о голштинских игрушках Карла Петра Ульриха не известно ничего, словно ребенок и не играл вообще… Профессор П. И. Ковалевский утверждал, что Петр III «природы не любил, к животным был безжалостен».

Однако самые тяжелые испытания ждали Карла Петра Ульриха впереди. После смерти отца к нему приставили воспитателя — кавалерийского офицера Брюммера.

Придворные злословили, что он воспитывает принца точно так же, как лошадей на конюшне. На это Брюммер резонно отвечал, что за те ничтожные деньги, которые он получает, принц и не заслуживает лучшего воспитания.

Система воспитания, по Брюммеру, была жестокой, почти садистской.

Учеба давалась Карлу Петру Ульриху нелегко, а Брюммер, вместо того чтобы подбодрить воспитанника, изощрялся в изобретении все новых и новых наказаний.

То и дело ребенка оставляли без обеда, а чтобы усилить воздействие наказания, заставляли его, голодного, стоять с нарисованным на шее ослом в дверях столовой и смотреть, как весело пируют взрослые.

Часами стоял Карл Петр Ульрих голыми коленями на горохе, пока колени не распухали.

Его привязывали к столу и секли розгами и хлыстом…

Удивительно, что эти бессмысленные жестокости совершались над будущим монархом — кроме голштинской короны, одиннадцатилетний мальчик был наследником корон России и Швеции.

Даже когда Карла Петра Ульриха официально объявили наследником шведского престола, обращение с ним не переменилось. Правда, теперь хлыстом вколачивали в него уроки шведского языка и шведской истории, но хлыст остался прежним.

Распорядок дня был еще более ужесточен.

С утра до шести вечера принц должен был сидеть на уроках, с шести до восьми — заниматься танцами, «играть в кадриль» с дочерью госпожи Брокфорд, сумевшей подчинить своему влиянию наставника Брюммера.

Для игр и прогулок в расписании времени не оставалось.

— Зачем вы хотите сделать из меня профессора кадрили? — укладываясь спать, спрашивал Карл Петр Ульрих у своего наставника. — Разве императору обязательно танцевать кадриль?

— Как бы я был рад, если б вы поскорее издохли! — чистосердечно отвечал на это Брюммер.

С этим приятным напутствием и засыпал ребенок.

«Система» Брюммера сделала свое дело.

И так-то не очень крепкий от рождения, подрастая, Карл Петр Ульрих превращался в маленького уродца.

Портился и характер.

Екатерина II, впервые встретившаяся тогда со своим будущим супругом, оставила достаточно яркий портрет тринадцатилетнего наследника трех престолов:

«Цвет лица его был бледным, он казался худым и нежного телосложения. Этому ребенку приближенные хотели придать вид взрослого и для этого стесняли его и держали на вытяжке, что должно было сделать его всего фальшивым, от внешнего вида до характера».

…В России между тем дела шли свои чередом.

Потихоньку воевали с турками, исследовали и наносили на карту побережья Ледовитого и Тихого океанов, организовали в Петербурге грандиозную потеху, выстроив для свадьбы шутов Ледяной дворец на Неве…

Еще?

Еще казнили А. П. Волынского, заподозренного в злоумьпплениях против Бирона. 27 июня 1740 года ему отрубили вначале руку, а потом и голову. Язык ему вырвали накануне.

К судьбе Карла Петра Ульриха эти события не имели никакого отношения. Но три с половиной месяца спустя после казни Волынского императрица Анна Иоанновна слегла и семнадцатого октября, сказав Бирону: «Не боись!», отдала богу душу.

Продержался Бирон без Анны Иоанновны всего три недели.

7 ноября фельдмаршал Миних произвел дворцовый переворот, и Бирона сослали в Пелым, а власть в стране оказалась в руках Брауншвейгской фамилии.

Впрочем, также ненадолго…

Меньше чем через год вставшая во главе роты гренадеров Преображенского полка Елизавета Петровна вошла в спальню Анны Леопольдовны и разбудила ее словами: «Сестрица, пора вставать!» Брауншвейгская фамилия была свергнута.