Адам Туз - Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916–1931 годы

Но если ситуация в Вашингтоне и Лондоне была напряженной, то в Бресте любой, кто был близок к переговорам, чувствовал приближение шторма. Как с самого начала было понятно более искушенным участникам переговоров с германской стороны, долгожданная рождественская декларация была не безвозмездным подарком Германии большевикам, а зарядом взрывчатки, заложенным под Российскую империю. В качестве предварительного основного условия стороны согласились вывести свои войска со спорных мест на территории России. Большевики убедили сами себя в том, что тем самым Германия чудесным образом соглашалась на статус-кво 1914 года до проведения плебисцита в спорных районах. Это было такое же неверное толкование, как то, что вызвало яростные нападки германских правых на Кюльмана. На самом деле германские переговорщики никогда не имели намерения позволить Ленину и Сталину распространить свою идею самоопределения на всю довоенную территорию Российской империи. Кюльман считал, что, освободившись от царского ига, жители Польши, Литвы и Курляндии де-факто заявили о своей независимости. Они уже не принадлежали России, и на них не распространялось действие рождественского соглашения в части вывода войск. Попав под защиту Германии, эти народы воспользовались своим правом отказаться от гражданской войны, за которую открыто выступал Ленин [323] W. Hahlweg (ed.), Der Friede von Brest-Litowsk. in unverцffentlichter Band aus dem Werk des Untersuchungsauschusses der deutschen verfassungsgebenden Nationalver-sammung und des deutschen Reichstages (Düsseldorf, 1971), p. 150–153. .

Кюльман заманил своих оппонентов в сеть, которая в равной степени была сплетена из самообмана большевиков и обмана со стороны Германии. Сделавших первые опасные шаги в направлении сепаратного мира Ленина и Троцкого более чем устраивал неожиданный триумф, которого они якобы достигли на переговорах. Советы праздновали рождественское соглашение столь бурно, что руководство германской делегации уже начало беспокоиться о том, что, когда до большевиков дойдет подлинная суть соглашения, у них может случиться шок, который нарушит весь мирный процесс. Генерал Гофман, самый высокопоставленный германский офицер на переговорах, которому нравилось считать себя честным представителем Realpolitik, противился и чрезмерным требованиям сторонников пангерманизма и аннексий, и сладкоголосому запутыванию вопроса германскими либералами, а уж от манипуляций Кюльмана ему становилось совсем не по себе. Поэтому во время обеда 27 декабря он даже с чувством некоторого облегчения взялся объяснять Советам, что на самом деле их ожидает. Территории, на которые распространялось действие рождественского соглашения, с которых части германской армии будут постепенно выведены и на которые впоследствии будут распространяться принципы самоопределения, представляют собой не пограничные районы, оккупированные Германией начиная с 1915 года, а целые регионы, простирающиеся далее на север и на восток, включая Эстонию, часть Белоруссии и Украины, которые были заняты лишь на последнем этапе наступления германских войск. Разразился грандиозный публичный скандал, навсегда дискредитировавший Брест-Литовский мирный договор. «Обман» германского империализма был раскрыт. Пока Ллойд Джордж и Вильсон заканчивали работу над своими либеральными манифестами о войне, за работу взялись пропагандисты союзников. Генерал Гофман стал печально известен во всем мире как образчик экстремистского милитаризма. Что бы ни говорилось о правых и неправых в вопросах Польши, Украины, Литвы или Латвии, какими бы сомнительными ни были контрдоводы большевистского режима, самоопределение в интерпретации имперской Германией теперь выглядело не более чем пропагандистской уловкой. События последующих недель в Берлине и Вене в полной мере показали, что ставки были намного выше.

В Вене, вступившей в третий год тихого голодания, оптимистичные сообщения о рождественских соглашениях в Бресте породили большие надежды. Когда в последующие дни стало ясно, что из-за грубой алчности «прусских милитаристов» жителям Австрии, возможно, придется голодать еще многие месяцы, реакция была моментальной. 14 января Вену охватили невиданные ранее массовые забастовки [324] A. May, The Passing of the Habsburg Monarchy, 1914–1918 (Philadelphia, PA, 1966), vol. 1, p.458. . Граф Оттокар Чернин, представитель Австрии в Бресте, был вынужден пригрозить Кюльману, что вскоре Вена, а не большевики будет искать сепаратного мира. Но Кюльману было некуда отступать. Гинденбург и Людендорф не обращали внимания на катастрофические политические последствия агрессии. Когда кайзер согласился с теми, кто вел переговоры в Бресте и предлагал изменить восточные границы Германии таким образом, чтобы свести к минимуму численность нежелательных для рейха новых польских жителей, Людендорф и Гинденбург пригрозили отставкой. 8 января 1918 года, когда партии большинства собрались, чтобы обсудить возможность принятия рейхстагом новой резолюции, подтверждающей приверженность Германии принципам либерального мира, Эрцбергер отметил, что теперь им приходится иметь дело с двойной угрозой. Германские рабочие грозили забастовкой, а кайзеровские генералы, если им не пообещать установления военной диктатуры, похоже, сами готовы к бунту [325] IFA, vol. 2, p. 86. .