Робер Фавтье - Капетинги и Франция

Естественной тенденцией у биографов является резюмирование более или менее четко обозначенных черт облика их персонажа. Но они слишком часто забывают, что их герой — человек, последовательно становящийся юношей, взрослым, зрелым и стариком, если судьба ему дарует такую продолжительную жизнь, которую автор псалмов приписывает среднему человеку. Так, Роберт, родившийся в 970 г., умер в 1031 г., прожив шестьдесят один год. И молодой принц, привлеченный к управлению своим отцом с 987 г., затем единственный король в 37 лет, не был тем же человеком, что и старый король в шестьдесят лет.

Кристиан Пфисте, посвятивший ему исследование, ставшее классическим, признал, что Роберт не был великим человеком «и не заслуживает стоять в одном ряду с выдающимися государями, управлявшими Францией» [33] Pfister Chr. Études sur te règne de Robert le Pieux, p. 386. , впрочем, добавляя на следующей странице, что он «занял весьма почетное место в галерее наших французских королей» [34] Op. cit. p. 387. . Ашиль Люшер, признав, что «во внутреннем управлении своими доменами ему доставало всегда энергии и последовательности», заключает, что «он не был человеком, переходящим от наблюдения к действию. Ему недоставало средств для действия, а еще больше характера и желания действовать. В этих нескольких словах — вся история его правления» [35] Luchaire A. Les premiers Capétiens, p. 159 et 161. .

Противоречия между виднейшими историками вовсе не подчеркиваются здесь с хитрыми намерениями. Они лишь доказывают, насколько малоизвестна история этой эпохи, и насколько трудно при слабом свете редких указаний, дошедших до нас и опирающихся исключительно на самих себя, отдать себе точный отчет о политике того или иного суверена, оторванной от длительной эволюции, в которую она включалась.

Скажем только, что Роберт Благочестивый смог до самой смерти продержаться в положении, немного менее неблагоприятном, нем при избрании Гуго Капета. Учитывая обстоятельства, нет повода отрицать заслугу короля Роберта.

С Генрихом I, наследующим своему отцу в 1031 г., мы снова попадаем в потемки. Мы согласны признать его храбрость, но не имеем никаких сведений о его облике или характере [36] Возможно, когда-нибудь детальное исследование этого царствования выявит более значительные подробности. Молодой бельгийский эрудит г-н Дон (Dhont), посвятивший свою работу третьему Капетингу, сделал следующий вывод: «Отважный Генрих I значительно укрепил королевскую власть во Франции во время своего 30-летнего правления». Конечно, это только бездоказательное мнение, но мы тем не менее сочли нужным его привести: Revue belge de Philologie et d’Histoire. Vol. XVIII, 1939. p. 948. .

Так что эти трое Капетингов остаются для нас неясными фигурами, действия которых мы не можем определить. И это состояние невозможности, в котором мы пребываем, бедность наших источников, фиксирующих облик этих королей, ведет к тому, что мы приписываем их к личностям менее значительным, чем они были в действительности. Ибо они выполнили трудную и необходимую работу для будущего династии и королевства. Они выстояли; они поддержали принцип монархии и даже идею Французского королевства; и это в то время, когда Франция видела, как на ее территории возникает серия великих и независимых феодальных княжеств и исчезает королевство. Ибо эти княжества хорошо обосновались — с их территорией, много более обширной, чем маленький королевский домен, со своими суверенами, бесконечно более могущественными, чем король Франции. Но королевского домена эти мощные соседи не поглотили; французский король оставался королем и не стал вновь герцогом Франции. Пускай королям помогли обстоятельства, заключающиеся в том, что крупные феодалы не видели опасности, которую представляли Капетинги в будущем, и вместо того, чтобы сплотиться против короля, изматывали друг друга в междоусобных войнах, хотя их интересы диктовали им использовать их против королевства. Но также справедливо и то, что этими обстоятельствами трое первых королей династии сумели воспользоваться. И это немаловажная их заслуга.

Суверен, наследующий им в 1060 г., является представителем династии, которую строже всего судили как ее современники, так и современные историки. Филипп I, толстый человек, которого упрекали в гурманстве, чувственности, алчности и которого папа Григорий VII обличал как тирана, действующего под внушением дьявола, как клятвопреступника и вора, осужден в наши дни за то, что не смог помешать завоеванию Англии нормандцами, союзу герцогства Нормандского с английским королевством, за то, что выказал равнодушие, если не враждебность григорианской реформе [37] Григорианская реформа получила свое нал ванне от папы Григория VII (1073–1085), возглавившего движение за реформирование и укрепление католической церкви, основными требованиями которого были запрет симонии (продажа-покупка церковных должностей или духовного сана), целибат, верховенство пап над светскими государями. (Прим, ред.) , за то, что не участвовал в Первом крестовом походе. Но если мы исследуем поближе историю его правления, то должны будем отдать себе отчет в том, что этот толстяк, вопреки своим слабостям и заблуждениям, очень точно почувствовал труд, который предстоял капетингской династии. Он понял, что прежде всего надо, чтобы король был хозяином у себя, в своем личном домене, чтобы стать им в королевстве. Именно с его правления берут начало действия, посредством которых феодальная вольница домена была приведена к повиновению, к подчинению, позднее ставшему службой королевству. И в речи, которую вкладывает в его уста Сугерий, когда заставляет его говорить своему сыну, принцу Людовику, будущему Людовику VI Толстому, по поводу башни Монлери, аннексированной по ловкому браку между Елизаветой, дочерью Ги Трусселя, сеньора де Монлери, и принцем Филиппом, одним из сыновей короля от брака с Бертрадой де Монфор: «Ну, сын мой, храбро охраняй эту башню, причинившую мне столько неприятностей, и состарившую меня» [38] Suger. Vie de Louis VI le Gros. Éd. H. Waquet. Paris, 1929. (Classiques de l’Hist. de France au Moyen Age), p. 38. , мы находим, на наш взгляд, что столь опороченный король был озабочен тяжким трудом, возложенным на него.