Алексей Волынец - Деревянные пушки Китая. Россия и Китай – между союзом и конфликтом

Кроме того, Кауфман предлагал получить с Пекина выкуп за возвращаемые территории под предлогом компенсации расходов, понесённых в ходе многолетнего пребывания русского гарнизона в «Илийском крае». Сумма компенсации в 120 миллионов рублей серебром определялась генералом чётко по-военному – ровно столько, по подсчётам Кауфмана, будет стоить строительство железной дороги из России в Среднюю Азию. Такая дорога, по справедливому мнению туркестанского генерал-губернатора, лучше всего могла обеспечить оборону новых границ в этом регионе.

В реальности все расходы русских властей в «Илийском крае» не превышали 300 тысяч рублей и были давно компенсированы за счёт местных ресурсов. Поэтому осторожные дипломаты в Петербурге урезали требования генерала Кауфмана до 5 миллионов серебром. В итоге китайский посол Чун Хоу в Крыму, в Ливадийском дворце (куда посол прибыл на аудиенцию с царём), 20 сентября 1879 года подписал договор о фактическом разделе долины реки Или – треть отходила России, две трети возвращались Китаю. Помимо денежных выплат за возвращение «Илийского края» заключённый в Ливадии трактат предоставлял России право свободного плавания по реке Сунгари в глубь Маньчжурии.

Кроме возврата территорий китайский посол требовал выдачи бежавших в Россию уйгурских и дунганских повстанцев. На это управляющий Азиатским департаментом Российского МИДа Николай Гирс отвечал, что «решительно осуждает инсургентов», но политических преступников «мы не выдаем и отступить от такого правила не находим возможным». Посол империи Цин согласился убрать это требование из договора.

Казалось бы, все вопросы вокруг Синьцзяна были решены к взаимному удовлетворению сторон. Но в феврале 1880 года в Петербурге получили неприятное известие – вернувшийся в Пекин посол Чун Хоу арестован и приговорён к смертной казни, а подписанный им в крымской Ливадии договор не ратифицирован маньчжурским императором. Более того, в маньчжуро-китайской элите раздаются громкие призывы готовиться к войне за полное возвращение «Илийского края».

Изначально высшие армейские круги Российской империи не сочли это известие интересным. Военный министр Дмитрий Милютин в личном дневнике так описал обсуждение данной новости на встрече с царём 21 февраля 1880 года: «Не было ничего интересного: прочтены телеграммы из Пекина, не хотят ратификовать договор, заключённый китайским послом».

Однако пройдёт чуть больше месяца, и 27 марта Милютин отметит в дневнике совсем иное настроение: «В последние дни отовсюду получались сведения не утешительные. Китайцы, по-видимому, готовятся не на шутку к войне с нами. Начальству трёх округов – Туркестанского, Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского – даны по телеграфу приказания готовиться на случай разрыва и быть осторожными на границе».

По названию ставшей яблоком раздора долины реки Или этот малоизвестный ныне русско-китайский конфликт, едва не вылившийся в большую войну, вошёл в историю как «Илийский кризис». В России уже в 1880 году довольно точно определили причины неожиданной воинственности китайцев – корни «Илийского кризиса» следовало искать во внутренней политике империи Цин.

Генеральские группировки бывших победителей тайпинов («военная партия» на языке русской дипломатии XIX века) откровенно опасались потерять прежнее влияние в случае установления всеобщего мира как внутри, так и на границах Поднебесной. При этом выросшие из «полевых командиров» главы генеральских кланов, прежде всего Цзо Цзунтан и Ли Хунчжан, опирались на всеобщее недовольство китайских чиновников и интеллигентов, вызванное непрерывной цепью унижений со стороны европейских держав в ходе и по итогам «опиумных» войн.

Как писал Фёдор Мартенс, профессор права и «чиновник особых поручений» при канцлере Горчакове, не раз готовивший для царя Александра II аналитические записки по международным проблемам:

«Военная партия, принудившая пекинское правительство отказать в ратификации трактата, подписанного в Ливадии, очевидно, воспользовалась глухим, но глубоким волнением, уже издавна охватившим население Китая и направленным против иностранцев и всех европейских наций, когда-либо прежде заключавших международные трактаты с Китаем… Ливадийский трактат стал для них каплей воды, переполнившей через край чашу несправедливостей, жертвою которых был Китай. Нынешнее недоразумение никогда не возникло бы между Россией и Срединной империей, если бы китайцы не были вынуждены ненавидеть иностранцев, постоянно неуважающих их самые неоспоримые права…»