Карем Раш - Небываемое бывает

Крымская война была уже прообразом новых войн —« войн ресурсов. Противники снабжали свои армии по самым дешевым дорогам — морским, широко пользуясь пароходами. Наши дороги от Петербурга, Москвы, Киева, Нижнего Новгорода до Севастополя были забиты реквизованными крестьянскими телегами с продовольствием, фуражом, боеприпасами. Парадокс этой войны заключался в том, что русские, воюя на собственной территории, в большей степени, чем их противники, напоминали армию без тыла.

Дезорганизующая сила бездорожья, помноженная на бюрократизм режима, была столь велика, что тыл объективно выглядел враждебной стороной. Во всяком случае, он способствовал поражению даже в большей степени, чем военные силы врага. Командиры и матросы проявляли чудеса героизма и военного искусства на бастионах, но были беспомощны перед собственным тылом. Только фантастический просчет или глупость противника могли спасти в этой ситуации героическую армию. Османская империя, «больной человек Европы», агонизировала и по части бюрократизма была главным соперником русской монархии в Европе. Неожиданная спасительная глупость могла прийти только от турок. Но на этот раз англичане и французы бдительно следили за своим азиатским союзником. Конец Крымской войны и ее последствия хорошо известны. Если сравнить тылы воевавших европейских стран, то символом этой войны была бы телега, соперничающая с паровозом.

В литературе часто можно встретить такие выражения, как «транспорт носит всеобъемлющий характер» или «дорога — это жизнь» и многие другие. Став стереотипными, они почти не воздействуют на наше сознание, и мы привыкли к ним. В том и коварство штампа, что он убивает глубокий первоначальный смысл значений. По определению Маркса, транспорт является «продолжением процесса обращения и для процесса обращения». Современный экономист отнесет дороги по смыслу к подъездным путям, обозначив их термином «инфраструктура», и будет по-своему прав. Но дороги обладают свойством не вмещаться ни в какие специальные категории, как и сама жизнь. Эти понятия поистине всеобъемлющи.

Быть может, лучше всего смысл и значение дороги могут оценить жители арктических побережий, где поселки и города — это как полустанки и станции на единственной в своем роде дороге, которую именуют кратко — Севморпуть.

Дорога обладает свойством пробуждать пространство, вдыхать в него жизнь и преобразовывать. И наоборот, бездорожье, как известно, застой, а последний — упадок и вырождение.

Люди издревле жили по берегам рек, озер и морей, стояли насмерть у горных переходов, ставили замки на господствующих над дорогами скалах. Защитить дорогу — значит защитить жизнь. Не дать врагу пройти в сердце страны.

Социологи утверждают, что из села, мимо которого проходит хорошая дорога, молодежь не уезжает. Гул трассы как бы дает ощущение сопряженности со страной. Ощущение этой связи — могучий психологический стимул.

В свое время ямские службы по 20—30 дворов на Московском тракте и его ответвлениях стали основой будущих больших и процветающих сел. Когда тракт соединил в середине XVIII века Западную Сибирь с Восточной, население Красноярского уезда увеличилось к концу века в девятнадцать раз!

Россия испокон веку никому в мире не уступала в протяженности озерных и речных дорог. Но к рождению Пушкина в стране не было построено ни одной версты шоссе, хотя восемь великих сухопутных трактов сплетались в древнем сердце страны — Москве. Самый короткий из них — Петербургский — был более 700 верст. Да Литовский — 1664 версты, что шел на Кенигсберг и Варшаву и далее в Западную Европу. Астраханский через Тамбов в Царицын набирал больше 1000 верст, и Архангельский переваливал за тысячу... Восемь напряженных трасс державы, и среди них самая длинная и суровая дорога — Сибирский тракт, шедший через Нижний Новгород, Казань, Пермь, Екатеринбург...

Каждая дорога — свой мир, свои предания, порядки, ухабы. Но все ж любимые дороги России — это речные дороги. То не отсталость, а особенность уклада. Предки наши искусно приноравливались к ландшафту, климату, свойствам родной земли. Они шли от здравого смысла. Выгодность речных дорог была столь очевидна, что в старину не находили иного объяснения этому подарку судьбы как только дару небес — отсюда и единодушная убежденность: реки — божьи дороги.

А что же сегодня? На этой же земле мы порой аукаем в трех соснах, как только утрачиваем тот самый здравый смысл. Судите сами, производительность одной лошадиной силы на Волге выше, чем на рядом идущих рельсовых путях. Думаете, на сколько? Для сухих грузов в 10 раз, нефтяных — в 24 раза! Таким образом, себестоимость перевозок у волжских речников в два с половиной раза ниже, чем у местных железнодорожников. И при этом используем наш «дар небес» лишь на четверть?! А все потому, что плохо знаем свои возможности, вертим головой в сторону соседей да больше глаголем о своих недостатках, забыв, что одарены достоинствами, коих нет ни у кого. Да к тому же как только ведомственность заизвесткует мозги, так сразу же у нас появляется «водобоязнь». А ведь в период великих перестроек и сдвигов народ всегда поворачивался «лицом к воде».