Карем Раш - Небываемое бывает

Очерк этот начат в Приморье, на острове Попова, в синем заливе Петра Великого, был продолжен в устьях Днепра, Буга и Дона и закончен на Колыме и Лене, в бухте Тикси, под многодневный вой пурги, где за порогом протяни руку — и не увидишь пальцев в гудящей тьме. Написаны записки быстро, на исходе зимы, когда с первым полярным солнцем оживают люди и тундра. Точка поставлена в Москве, куда теперь ведут реки не только пяти морей (первая навигацкая школа в России должна была возникнуть именно в Москве — в 1701 году). Но мысли, изложенные здесь, зародились в глубине континента, на великой Сибирской равнине, где в тридцати верстах от Новосибирска сосновым бором укрыт Академгородок. Многие его жители, как и обитатели других новых сибирских городов вроде Дивногорска, Братска, Мирного, поселков на трассе БАМа, просторах нефтяной Тюмени, родились и выросли за пределами Сибири. Чтобы человек связал судьбу с новым краем, пустил здесь корни, он должен осознать себя и свой путь. Записки эти и возникли от естественного вопроса: почему я в Сибири? Случайная ли я песчинка или часть некоего исторического движения? Если последнее, то когда зародилось это движение и куда мы держим путь?

Где наши пределы, грани и межи? Что нам нужно в дороге? Мне очень было важно найти ответ на эти вопросы, чтобы рассказать об этом другим. «Традиция» в переводе с латыни означает простое и глубокое слово «передача». Если я не передам завета отца, моя жизнь на земле, даже с самым длинным рублем, лучшей машиной, дефицитом, престижем и прочим мещанским набором и без него, будет пустоцветом. Не передал — значит, не жил, значит, ты не звено, не боец, а обрыв в цепи — пустота, бездна...

Перерыл не одну библиотеку, пытал археологов, историков, географов Академгородка. Но — один специалист по старообрядческим скитам, другой — по каменному веку, третий, кроме гражданской войны, ни о чем слышать не хотел. Наконец сообразил, что ученая книжность важна, но она не животворит, в ней нет дыхания дороги. Махнул на все рукой и отправился в путь. Спустился по Лене от истока до устья. Затем от мыса Шмидта на Ледовитом океане пересек Чукотку и вышел к заливу Креста уже на Тихом океане. Охотским морем, самым суровым на земле, ошвартовался в бухте Золотой Рог во Владивостоке. Какая старинная босфорская мечта воплотилась в названии, которое пленяло воображение славян в пору утра их истории! Золотой Рог. Мраморное море. Царьград... Прошли бухту Святой Ольги, затем остров Русский, залив Аскольда, острова Римского-Корсакова (брата композитора)... Тысячу лет живут в русском сердце звон весел и плеск воды у стен Царьграда. Так добрался я до венца своих желаний — заповедника «Кедровая падь», что шумит своими третичными лесами на широте Ниццы и Марселя.

За плечами остались тропы Саян и Алтая, огни створов на Амуре и Енисее. Десять лег год за годом ходил я путями гулящих людей Руси. Почти все старые города Сибири выросли из острогов. В богатырской кладке могучих лиственничных плах и сегодня просматривается облик исконно русских домов, с их укорененностью, надежностью. Ставились они навечно. Но самое поразительное — это всегда одинаковый выбор места. На Дунае ли, Лене, Оби, Яике, Колыме, Дону, Днепре, малых ли реках — везде заметно стремление поставить твердыню именно в устье и стоять здесь насмерть. Петр воздвигнет в устье Невы Петербург, капитан Невельской на другом океане, в устье Амура, — Николаевск-на-Амуре, Северную Двину ранее замкнет Архангельск.

Преградить проход вовнутрь Отчизны. Осознать эту величайшую тайну помог мне одинокий егерь в устье небольшой речки Кедровки...

Предосенней порой, когда стихают паводки и убывает вода, речка Кедровка становится прозрачна, как горные ключи. Из мировых пучин на родину, к истокам возвращается сима. Вода «закипает». Рыба идет стеной, стремится вверх против течения. Обдирая бока, прыгая через порожки, подталкивая друг друга, рыбины спешат, подчиняясь властному зову, навстречу неминуемой гибели. Почему же столько ликующей стремительности в их порыве, если гибель неизбежна? «Инстинкт размножения», — сухо заметит биолог. «Умрут, чтобы дать жизнь другим», — скажет неспециалист. «Не воскреснет, аще не умрет», — поведали бы в старину.