Владимир Петрухин - Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Затем (под 883 г.) летописец рассказывает, как князь «примучивает» правобережных древлян и берет с них дань (по черной куне), присваивает дань с левобережных северян (884 г.) и радимичей (885 г. — по щьлягу), заявляя о своей вражде к хазарам (ПВЛ. С. 14). Летописные даты, как уже говорилось, условны, но геополитическая ситуация обрисована верно: примечательно, что в 881 г. венгры с частью вышедших из-под власти кагана хазар (кавары) совершают очередной поход дальше на запад, в Центральную Европу (на Вену — Шушарин 1997. С. 168). Олег смог свободно присвоить хазарскую дань со славян Левобережья Днепра, воспользовавшись кризисом в Хазарии, после ухода венгров из Леведии, занятой печенегами (которые отделили приднепровских славян от Хазарии), на запад в Ателькузу и далее.

Заметим, что и после обретения венграми родины на Дунае, в Паннонии, византийская политика Руси соотносилась с активностью венгров: князь Игорь решился на реванш — поход на Царьград в 944 г. (после поражения в 941 г.), когда под стенами его в 943 г. побывали венгры (ПВЛ. С. 23). Походы Святослава (968–971) на Византию также чередовались с нашествиями венгров, которые присутствовали и в войске Святослава (ср. Лев Диакон — VI. 12 — именовал их гуннами, а русских — скифами/тавроскифами).

Геополитические перемены опять-таки сказались на денежном обращении в Восточной Европе IX в.: на последнюю четверть этого столетия приходится кризис в поступлении восточного серебра в Восточную и Северную Европу. Еще И. И. Ляпушкин (1968. С. 152) связывал этот кризис с вторжением печенегов в южнорусские степи (ср.: Noonan 1985). Однако кочевники едва ли могли так прочно перекрыть речные пути, которые еще контролировались хазарскими крепостями. Скорее торговую блокаду устроила Хазария в ответ на экспансию Руси (Петрухин 1995. С. 93).

Русь готова была к конфликту: Ибн Хордадбех сообщает, что русские купцы добирались не только до Багдада через столицу хазар, но и до Константинополя по Румийскому (Черному) морю. Это известие можно датировать 880-ми г. [96], временем окончательной редакции «Книги путей и государств». Но Византия не могла насытить рынки Восточной и Северной Европы монетой: в империи существовали ограничения на вывоз драгоценных металлов, а серебра недоставало самим грекам — они должны были перечеканивать арабскую монету (Нахапетян, Фомин 1994).

Кроме того, для подписания выгодного договора с Византией (911 г.) Руси необходимы были чрезвычайные усилия — поход всех подвластных Олегу племен на Царьград, описанный в летописи под 907 г. В результате торговые экспедиции руси в Константинополь стали ежегодными — таковыми описывает их Константин Багрянородный в середине Х в. Приток же монеты в Восточную и Северную Европу возобновился ранее — в начале Х в. из державы Саманидов через Волжскую Болгарию — в обход Хазарии. Тогда монеты появляются и в Киеве.

Еще одной загадкой IX в. остаются древности Киева и других городских поселений, упоминаемых той же летописью в связи с событиями второй половины IX в. Ни в Киеве, ни в Новгороде, ни в Белоозере, Полоцке, Ростове, Муроме и Смоленске не обнаружено слоев IX в. И если проблема начальной новгородской истории традиционно решается с опорой на саму новгородскую топонимику, и Городище со слоями второй половины IX в. признается начальным Новгородом (Носов, Горюнова, Плохов 2005. С. 29–31), то в округе Киева таких памятников нет (ср. в главе VII и Зоценко 2010).

Сходный с Новгородским Городищем памятник есть под Смоленском — это знаменитое Гнёздово, но и в Гнёздове нет комплексов IX в. Это дает некоторым исследователям свободу в обращении с летописью, датировки и известия которой признаются лишенными исторических оснований: в соответствии с теми или иными тенденциями исследовательского поиска, Киев может быть объявлен столицей пресловутого Русского каганата уже в начале IX в. (Седов 1999) или, наоборот, передатировать все летописные известия, отнеся вокняжение Олега к началу Х в. (Цукерман 2000) и т. п.

Собственно археологические проблемы, в том числе сложнейшая проблема начального формирования городского культурного слоя, не могут служить прямым основанием для исторических реконструкций. Вместе с тем новые археологические исследования в Киеве обнаруживают специфические черты, сближающие первоначальный город с ранними поселениями Северной и Восточной Европы IX–X вв. «Город Владимира» на киевской Горе в Х в. был занят курганным могильником — видимо, за исключением небольшого детинца или княжеского двора; городская жизнь сосредоточивалась в низменной части на Подоле. Планировка этого поселения напоминает его исследователям планировку Хедебю и подобных ему балтийских виков. Сходную планировку, впрочем, имеет начальная Старая Ладога и Гнёздово, что было связано с ориентацией ранних городских поселений на «средства коммуникации», берег реки или моря, торговлю и т. п. (ср. Сагайдак, Мурашева, Петрухин 2008; Славяне и скандинавы; Леонтьев 1989. С. 80). Кстати, эта ориентация, если верить летописи, позволила Олегу без труда выманить Аскольда и Дира «на торг».