Владимир Петрухин - Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Началу Руси посвящена «Повесть временных лет» с ее главным вопросом: «Откуду есть пошла Руская земля» — недаром ПВЛ принято именовать Начальной летописью. Книга призвана продемонстрировать, насколько адекватно отражала летопись, составлявшаяся в конце XI — начале XII вв., начальную русскую историю.

Для начального летописания характерен мотив призвания культурных героев — варяжских князей (основателей государства) и солунских братьев — создателей славянской письменности. Мотив призвания связан с осмыслением культурных достижений славянства: существования Русской земли, объединившей племена, и использования письменности (в известном летописцу договоре с греками 911 г. (см. в главе VI)). Легенда о призвании варяжских князей делала Русское государство (летописную Русскую землю) «политически сущим», легенда о «преложении книг» и повесть о выборе веры делали Русь — новый народ «сущим» в цивилизованном христианском мире, в отличие от окружающих «языков» (ср. Лотман 2004. С. 428).

Возникающие время от времени «романтические» представления о дохристианском летописании на Руси (вроде летописи Аскольда) в расчет приниматься не могут, но старая шахматовская схема, усматривающая в Новгородской первой летописи следы Начального свода, предшествующего ПВЛ, оставляет проблемы собственно в хронологической точке отсчета начала Руси. Композиционно Начальный свод соответствовал ПВЛ и, очевидно, представлял ее первую редакцию: он включал главные вопросы о начале Руси и космографическое введение, изъятое составителем НПЛ (см. главу II.1). Начало Русской земли новгородец, в соответствии с представлениями XII–XIII вв., соотносил с Киевом в прямом противоречии с используемым им текстом ПВЛ (легенда о призвании варяжской руси). Весь пассаж о начальной Руси, включая поход на Царьград, он датировал 854 г., что сбивало с толку исследователей, насчитывавших несколько походов Руси на Константинополь в середине IX в. вместо одного похода 860 г. (см. Творогов 1992, а также главу IV.1).

В сложном положении с датировкой начала Руси оказался и составитель ПВЛ, ибо из хронографа ему известно было только то, что русь ходила на Царьград в правление Михаила III. Летописец и поместил все русские исторические события в хронологические рамки этого правления, ошибочно отнеся его начало к 852 г., а поход руси — к 866 г. Началом Руси для него было призвание варяжских князей (862 г.), а не поход на Царьград языческой русской дружины, которая «много убийство крестьяномъ створиша» (ПВЛ. С. 13).

Сама фигура Михаила III, однако, вызвала эсхатологические ассоциации в «герменевтическом» построении И. Н. Данилевского (2004. С. 227 и сл.): начало Руси, таким образом, совпадает с концом света, провозвестником которого оказывается архангел Михаил (в книге пророка Даниила — 12.1). Однако цель летописца — переход от космографии к хронографии, собственно летописанию: от начала царствования Михаила, пишет он, «и числа положимъ» (ПВЛ. С. 12). Следующая за 852 г. летописная статья 858 г. повествует о крещении императором Михаилом болгар, вводит в начало христианской истории, но не эсхатологии.

Иное дело — НПЛ: «Временникъ, еже есть нарицается летописание князеи и земля Руския, и как избра богъ страну нашу на послтднте время» (НПЛ. С. 103, курсив мой. — В. П.). Повествование о Русской земле и здесь соотносится с историей Византии, но предполагает и конкретное завершение — «от Михаила цесаря до Александра и Исакья». Как уже говорилось (глава I.1), древние героические времена начальной Руси противопоставляются в НПЛ времени упадка — розни князей, приведшей к господству над Русью «поганых» (татар). Летописец — составитель так называемого Софийского временника, легшего в основу новгородского летописания, под 1204 г. действительно рассказывает о падении Константинополя, захваченного крестоносцами (фрягами): «Тако погыбе царство богохранимаго града Костянтина и земля Гречьска въ сваде царствъ, ею же обладают Фрязи» (НПЛ. С. 245–246) — судьба Византии была схожа с судьбой Русской земли. Но для НПЛ Русская земля — это, прежде всего, Русская земля в узком смысле, в Среднем Поднепровье. Недаром вопрос о начале Русской земли эта летопись увязывает с основанием Киева, заменяет «всю русь» Начальной летописи, которую привели с собой варяжские князья из заморья, на «дружину многу»; новгородские словене объявлялись происходящими «от рода варяжьска» (см. главу IV.5), ведь киевские поляне стали, согласно ПВЛ, именоваться русью.