Владимир Петрухин - Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Одновременно договорные отношения со славянами, участие в славянской системе полюдья, кормления, «гощения» на погостах не могло не воздействовать на собственно дружинную лексику руси и должно было привести к раннему восприятию славянской социальной терминологии, отраженной, в частности, в летописи. В тексте самой легенды о призвании князей Новгородской первой летописи слова «вся русь» заменены на слова «дружина многа и предивна». Замена была поздней (относится ко времени составления Новгородской летописи с использованием церковнославянского «предивна»), но восприятие самого термина, судя по традиционному мотиву совещания князя (Игоря, Святослава и т. д.) со своей дружиной, могло быть достаточно ранним.

Дружинники Олега, носящие скандинавские имена, но клянущиеся по русскому закону Перуном и Волосом, названы в этом правовом тексте мужами. Ранее, под 882 г., говорится, что мужи Олега (варяги и словене) прозвались в Киеве русью. Мужами названы «слы и гостье» Игоря, заключавшие договор 944 г. В цитированном правовом тексте, связанном со сбором полюдья Игорем, дружина князя Игоря названа мужами, дружинники воеводы Свенельда — отроками: это различие, видимо, не случайно: отроками именовались и дружинники воеводы более позднего времени — Яня Вышатича. Но и сама лексика, выделение мужей и отроков в дружине, весьма архаична и свойственна славянской (праславянской) традиции (Иванов, Топоров 1984). Наконец, в наиболее раннем летописном известии о руси, непосредственно примыкающем к легенде о призвании князей, говорится о том, что у Рюрика были «два мужа, не племени его, но боярина» (Аскольд и Дир — ПВЛ. С. 13).

Само по себе это муж (княжой муж)/боярин характерно для древнерусских источников (Ключевский, т. VI: 108–109; Львов 1975. С. 212; Свердлов 1983. С. 199–203). От имени «великих князь и великих бояр» заключается договор 911 г. мужами Олега, «великий князь» Игорь «и князи и боляри его и людье вси рустии» упоминаются в преамбуле договора 944 г.; «бояре и русь вся» — в договоре Святослава с греками 971 г. Насколько аутентичной можно считать эту договорную лексику, и не зависела ли она от работы позднейших переводчиков договоров и т. п. (ср.: Ловмяньский 1978; Завадская 1990)?

Само слово боярин (болярин) — тюркское заимствование, при этом традиционное возведение его к болгарскому источнику не вполне удовлетворительно, слово имеет более широкие тюркские параллели (Фасмер, т. 1. С. 203–204; Менгес 1979. С. 83–87; Львов 1975. С. 215–217). Когда оно могло быть воспринято славяно-русской средой? Наиболее очевидным тюркское влияние было при Святославе — об этом свидетельствует быт и даже внешний облик князя (тюркская прическа и т. п. в описании Льва Диакона и «Повести временных лет»).

В эпоху Святослава — князя-всадника, носившего оселедец, широко распространяются в дружинной среде и другие тюркские обычаи. Это естественно, ибо именно этот князь наиболее последовательно реализовал давние претензии русских правителей на хазарское наследие, разгромив самый каганат. Но вместе с тем нельзя не напомнить, что русские князья восприняли титул хакан еще в IX в. — он сохранялся киевскими князьями вплоть до Ярослава Мудрого. Когда на протяжении первых двух столетий славяно-русско-тюркских контактов был воспринят термин бояре для обозначения высшей знати, сказать трудно, но в систему социальной (дружинной) лексики он вписывается по крайней мере в эпоху Святослава. Князь посылает к императору в качестве послов «лучших мужей», в тексте же договора говорится о «боярах и руси всей». Очевидно, что мужи — бояре/боляре относятся к высшей, наиболее приближенной к князю старшей дружине, отроки — к младшей (Ключевский, т. VI: 108–109; Свердлов 1983. С. 44–48). Такое различение старшей и младшей частей, «мужей» и «отроков» в дружине русов проводится уже у Ибн Фадлана, видевшего эту дружину в Болгарии на Волге в 920/921 г. (Калинина 1992).

В полном виде иерархия русской дружины описывается в летописи в связи с эпохой князя Владимира; князь «пакы творяше людем своимъ: по вся неделя устави на дворѢ в гридьницѢ пиръ творити и приходити боляром и гридем, и съцьскымъ, и десяцьскым, и нарочитымъ мужем» (ПВЛ. С. 56).

В списке дружинников — «своих людей» Владимира — представлены все этнокультурные компоненты, присущие древнерусской дружинной культуре: боляре; гридь — специализированный термин скандинавского происхождения, обозначающий именно боевую дружину, телохранителей князя (Фасмер, т. 1. С. 458; СлРЯ, вып. 2. С. 389); сотские, десятские, нарочитые мужи — славянская терминология (имеющая и книжные параллели — ср. Завадская 1990). Б. Д. Греков заметил, что гридь и гридница упоминаются в связи с Киевом единственный раз, при описании пиров Владимира. Историк считал, что эта скандинавская терминология занесена из Новгорода варягами Владимира (Греков 1959. С. 278). Действительно, следующее известие, поминающее гридей, связано с Новгородом, где Ярослав раздает им тысячу гривен, а в Киев отцу посылает две тысячи (ПВЛ. С. 58). Судя по тому, что гриди здесь — дружина сына киевского князя, можно предполагать, что бояре Владимира отличались от гридей, как старшая дружина от младшей: для позднейшей традиции характерно упоминание гридей (гридьбы) вслед за боярами (огнищанами) (ср.: ПСРЛ, т. 1, стб. 380; СлРЯ, вып. 1. С. 389; Насонов 1951. С. 43–44).