Юлий Циркин - От Ханаана до Карфагена

Книги Хроник были составлены, вероятнее всего, в середине или второй половине V в. до н. э., по-видимому, Неемией (Шифман, 1987а, 158), когда утверждается резкое противостояние иудейской йахвистской общины не только язычникам, но и сравнительно близким по вере самаритянам и даже тем соплеменникам, которые после падения царства остались в Палестине (Tadmor, 1981, 218–220). Общество начало свое новое развитие почти с нуля, но в то же время оно стремилось установить непосредственную связь с допленным периодом своей истории. Поэтому автор Книг Хроник активно использовал допленный материал, содержавшийся прежде всего в устной памяти вернувшихся, и особенно родовые генеалогии, довольно решительно отсекая посторонний материал. Даже при перечислении потомков Ноя он резко сокращает генеалогию Иафета и Хама (Weinberg, 1981, 91—113). История Авеля и Каина иудеям послепленного периода уже не казалась частью их собственной истории, а чем-то чуждым, которым можно пренебречь. Все это ведет к мысли, что рассказ о Каине и его потомках был не еврейским, а воспринят еврейским населением Палестины от соседей или подчиненных ханаанеев. Кто интеграция в еврейскую мифо-историческую традицию долгое время была не полной. И лишь безусловный авторитет Пятикнижия, в котором это повествование уже содержалось, заставило сохранить его в Библии.

Если рассматривать Каина как предка ханаанеев, то перед нами — весьма значительно трансформированный остаток ханаанейской мифологии. О ханаанейском происхождении этого сюжета свидетельствует и то, что Каин назван первым из сыновей Евы (Gen. IV, 1). Это доказывает, что он — старший, первородный сын, старше Авеля (известно, какое значение имело на Ближнем Востоке первородство). Достаточно вспомнить библейского Иакова, дважды ставшего первородным сыном, и историю о покупке им первородства у своего брата Исава и о получении коварным путем благословения от отца (Gen. XXV, 31–34; XXVII, 1–36).

Обращает на себя внимание еще один момент в истории Каина. От гнева Бога он бежит в страну Нод, которая находится к востоку от Эдема (или напротив него). Историю с бегством Каина можно сопоставить с финикийским мифом о бегстве бога Демарунта, потерпевшего поражение в сражении с Морем (Phil, fr.28). В Угарите с богом моря Йамму был каким-то образом связан бог Йаву (может быть, он был одной из ипостасей Йамму). Этот же бог с именем Йево почитался в финикийском Берите, где он тоже был связан с морским божеством. С другой стороны, существует связь между Йаву-Йево и библейским Йахве (Шифман, 1987, 91; Lipinski, 1995, 122). Если это так, то Каин оказывается ипостасью Демарунта, еще во многом загадочного божества, сказания о котором относятся к тирскому варианту финикийской мифологии, как об этом будет сказано позже. Филон не уточняет места, куда бежал Демарунт. Страна же Нод, ставшая прибежищем Каина, локализуется библейским автором где-то в районе Эдема. Эдем — это райский сад, являвшийся местопребыванием Бога и первых людей до их грехопадения. В шумерской мифологии таким раем и родиной человечества является Дильмун, отождествляемый с Бахрейном (Дьяконов, 1983, 92; Афанасьева, 1983, 145; Alster, 39–65). У Страбона (XVI, 3, 4) сохранилось предание, согласно которому прародиной финикийцев были острова в Персидском заливе, т. е. тот же Бахрейн. Не является ли представление о стране Нод вариантом шумерского мифа о Дильмуне и еврейского об Эдеме как о местожительстве богов и прародине людей своего этноса?

Видимо, повествование о Каине и его потомках надо рассматривать как мифическую предысторию Ханаана. Само по себе заимствование этих мифов евреями не вызывает удивления, ибо в Библии мы находим и другие заимствования из финикийской литературы (Garbini, 1991, 490). Более ранняя ханаанейская литература (мы в нее, однако, не включаем угаритскую) конечно же должна была оказать влияние на еврейскую.

Границы Ханаана хорошо отмечены в Библии (Num. XXXIV, 2–12). Не все пункты, отмеченные там, можно точно локализовать, но в целом территория Ханаана включает значительную часть сиро-палестинского побережья, юго-западную часть Внутренней Сирии, всю Палестину с Заиорданьем и часть Синайского полуострова. Финикийцы занимали часть этого пространства: узкую полосу побережья между Ливанскими горами (включая часть гор) и Средиземным морем к северу от горы Кармел. Северную границу Финикии определить сложно, но, по-видимому, ее надо расположить приблизительно в районе одновременного Телль-Сукас (Les Pheniciens, 1997, 20). Именно здесь греки располагали финикийцев.