Аркадий Гордин - Пушкин в Михайловском

В. Г. Белинский восторженно писал о сцене в келье Чудова монастыря: «Тут русский дух, тут Русью пахнет! Ничья, никакая история России не даёт такого ясного, живого созерцания духа русской жизни… Вообще вся эта превосходная сцена сама по себе есть великое художественное произведение, полное и оконченное. Она показала, как, каким языком должны писаться драматические сцены из русской истории…» [226] Белинский В. Г. Статьи о Пушкине, с. 529—530.

К югу от соборного холма простирался большой «чистый» монастырский двор. Здесь, у самого подножия холма, с конца XVIII века стояла небольшая Никольская церковь, находились многочисленные строения — братский корпус (кельи), дом настоятеля, склады, амбары… Замыкал двор длинный одноэтажный каменный корпус, возведённый в 1825 году на месте такого же деревянного. В нём размещались трапезная, кухня, кладовые. Посреди — широкие ворота с тяжёлыми деревянными створами, которые вели во второй хозяйственный двор.

Посещая Святогорский монастырь, Пушкин заходил и сюда на монастырские дворы, в братский корпус, трапезную. Здесь он мог наблюдать монашеский быт, слышать рассказы о событиях недавних и далёких.

О том, каков был этот монашеский быт, что представляли собою нравы и повадки «честной братии», повествуют сохранившиеся документы из истории монастыря. Так, в конце XVIII века братия подала в Духовное правление жалобу на настоятеля игумена Созонта, в которой говорилось, что «для братии в пищу кроме хлеба и штей без заливки или кашицы пресной ничего не-готовится, да и квасу такожде не делается, деньги братские задерживает, да вдобавок дерётся дубиной». При знакомстве с этим любопытным документом, который мог быть известен и Пушкину, невольно вспоминается сцена из «Бориса Годунова» — «Ограда монастырская», не вошедшая в окончательную редакцию трагедии.

Тоскливый и однообразный паразитический монастырский быт порождал пьянство, буйство, корыстолюбие. Об этом красноречиво говорят указы Псковской консистории по Святогорскому монастырю о наказаниях провинившихся. В указе от 15 марта 1781 года, например, поведено было иеромонаха Феофилакта «за разные ругательные слова и драку посадить вбольшую цепь, и содержать ево… до недели втой цепи безвыпускно, а сверх того, чтоб ему сие ево преступление было чувствительно и быть ему вчерных монастырских трудах». В 1785 году 2 августа штатный служитель монастыря Мина Алексеев «за вынесение им воровски из келии игумена казённых монастырских денег двухсот рублев да сборных лавочных мелких в трёх мешках девяносто пяти рублев» был отдан под суд и приговорён «к наказанию кнутом, с вырезанием ему ноздрей, с постановлением на лбу и на щеках знаков и с отсылкой в каторжную работу». В штрафном журнале монастыря за 1804 год есть записи о служителях Прокопии Иванове и Петре Филипове. Первый «при некоторых из братии и служителях был штрафован розгами», второй «посажен был на цепь, в которой он в кузнице замок разбил и стуло расколов ушёл в кабак… за что был штрафован розгами». Уже в пушкинское время монастырский казначей иеромонах Василий за бесчинства в пьяном виде «был заперт в погреб на полторы сутки».

Подобной же «праведностью» отличались и настоятели монастыря. Так, при настоятеле игумене Моисее (1789—1808) исчезли неведомо куда монастырские ценности на сумму 645 рублей 85 копеек, причём эти деньги, по приказу Консистории, вычитали из содержания настоятеля по 100 рублей в год. Игумен Пётр, бывший настоятелем после Моисея до 1818 года, нередко исчезал из обители на длительное время; однажды, когда Святые Горы неожиданно посетил псковский архиерей, игумена более суток искали и не могли сыскать ни в монастыре, ни в его окрестностях [227] Иоанн, игумен. Описание Святогорского Успенского монастыря Псковской епархии, с. 106—109, 124. . Известно, что и преемник игумена Петра Иона, настоятель монастыря с 1818 по 1827 год, «духовный отец» и соглядатай Пушкина, отнюдь не был трезвенником.

Создавая в своей трагедии сцену «Корчма на литовской границе», образы бродяг-чернецов Варлаама и Мисаила, Пушкин не мог не вспоминать то, что видел и слышал в Святогорском монастыре.

В трагедию Пушкина вошло то, что было присуще «честным инокам» всех времён, переходило из века в век и сохранялось неизменно в быту и нравах святогорских монахов. Имена своих иноков он мог найти на страницах Карамзина, в летописях, но они встречаются и в истории Святогорского монастыря. Иногда поэт прямо вносил в трагедию что-то из слышанного в монастыре. Так, например, для прибауточной речи Варлаама он воспользовался присловием, которое любил употреблять игумен Иона: