Михаил Елисеев - Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь

Впоследствии было найдено еще несколько массовых захоронений, на сегодняшний день их насчитывается 9, общее число погребенных приближается к 500. Учитывая, что раскопами охвачено не более 5 % территории Стрелки, сложно назвать общее число погибших в ходе взятия города » [67] Серия «Гуманитарные науки», № 4–5, 2012. .

То, о чем не знали или не смогли записать на страницах сводов летописцы, сохранила Русская земля. В этот грозный февраль 1238 года спасение от орды было только в лесах, куда степняки боялись заглядывать. Ни городские стены, ни дальность расстояний не могли защитить от орды: « И все города захватили в Ростовской и Суздальской земле за один февраль месяц, и нет места вплоть до Торжка, где бы они не были» (Из Тверской летописи).

Когда Георгий Всеволодович получил весть о взятии Москвы, то был вынужден признать, что тех сил, которыми он в данный момент располагал, катастрофически не хватает для борьбы с нашествием. Рать Суздальской земли вводилась в бой по частям, и теперь князь Георгий в полной мере пожинал плоды таких решений. У Георгия Всеволодовича было только два пути – либо со всеми наличными силами остаться в стольном Владимире и садиться в осаду, либо отступить на север, собирать новые полки и дожидаться помощи из Новгорода. При первом варианте развития событий, князь заранее обрекал себя на бездеятельность, поскольку Батый постарался бы накрепко заблокировать его в столице. Мало того, в случае падения Владимира и гибели главы государства на обороне Суздальской земли можно было ставить крест. Во втором случае Георгий Всеволодович сохранял за собой относительную свободу маневра, мог собирать войска и в случае подхода новгородской рати вступить в бой с захватчиками тогда, когда это будет выгодно ему.

Великий князь и его родственники прекрасно понимали, что в данный момент они являются той силой, не справившись с которой монголы не смогут чувствовать себя победителями. На военном совете, состоявшемся после того, как стало известно о падении Москвы, было принято решение идти в северные земли княжества, встать там станом и собирать новое воинство для отпора степнякам. Решение это далось князю Георгию трудно, поскольку во Владимире-Суздальском оставалась вся его семья. Но столица обладала мощнейшими укреплениями, которые неприятелю ещё ни разу не удалось преодолеть. Твёрдое убеждение в том, что степняки не умеют брать города, довлело над князьями и воеводами, которые становились невольными заложниками стереотипов, сформированных за века противостояния Руси и Степи. Падение Рязани объясняли ошибками князя Юрия Ингваревича, который и рать погубил, и сам пал в чистом поле, оставив город без войск и руководства. Все надеялись на благополучный исход. Как мы помним, 2 февраля Георгий Всеволодович покинул стольный Владимир и уехал в Ростов, а оттуда в Ярославль. Вместе с князем Георгием покидал свой город и Василько Константинович с ростовским полком. За ратью потянулись многочисленные обозы со всем необходимым, поскольку местом сбора войск великий князь выбрал реку Сить.

То, что Георгий Всеволодович решил именно здесь собирать полки, случайностью не было. Вероятно, здесь не обошлось без совета угличского князя Владимира Константиновича, по чьим владениям протекала Сить и который был в этих местах полновластным хозяином. Какие же резоны заставили князя Георгия принять предложение племянника? Во-первых, река Сить находилась на территории Владимиро-Суздальского княжества, и Георгий Всеволодович мог получать в этих местах продовольствие и другие припасы, необходимые для содержания войска. Во-вторых, в верхнем течении Сить граничила с Новгородской землей, откуда великий князь рассчитывал получить помощь. И в-третьих, в случае нападения монголов русские получали неоспоримые тактические преимущества, поскольку среди лесов и болот монгольской коннице просто негде было развернуться. Всё это говорило о том, что выбор князя Георгия был не просто правильным, а очень правильным и в принципе единственно возможным в сложившейся ситуации.

Боевой стан на реке Сить

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.