Ольга Ковалик - Галина Уланова

Хореографическое училище Уланов окончил в 1899 году. Его выпуск прославлен именем Анны Павловой. На его глазах прошел весь феноменальный путь гениальной артистки, за отроческую невзрачность прозванной товарками «шваброй» и расцветшей в легендарного Лебедя мировой культуры. Не имея склонности к амплуа классического танцовщика, Сергей Николаевич смог дослужиться только до положения характерного корифея. В 1919 году он освоил профессию режиссера балетной труппы, которой отдал почти 30 лет.

Эта должность была довольно хлопотной и ответственной. Живая ткань спектакля не имела права на прорехи. А ведь всё могло случиться: кому-то внезапно стало плохо, кто-то опоздал, а еще хуже — по негласной привилегии закапризничала прима. Случались неожиданные сбои в звучании оркестра, в освещении, машинерии и прочих бесчисленных винтиках громоздкого театрального механизма. Поэтому Сергей Николаевич должен был мгновенно решать любую проблему. Долгое пребывание на столь неблагодарном посту, да еще увенчанное званием заслуженного артиста РСФСР, говорит о его собранной и сосредоточенной натуре. Корректность, сухость в общении помогали ему держать коллег в необходимо строгой узде. Уланова писала об отце:

«Он никогда нигде не говорил о своем и чьем бы то ни было отношении к театру, никогда не «агитировал» за него и вообще был на редкость немногоречивым человеком — сдержанным и даже замкнутым. Наверно, он бы очень удивился, если б кто-нибудь стал превозносить его как артиста, режиссера, человека, преданного театру до последнего дыхания. Служение сцене и было его дыханием — таким же естественным и само собой разумеющимся процессом, это и была жизнь. Он очень любил эту жизнь театра, как, впрочем, и всякую иную».

В театре он к дочери обращался на «вы», причем без тени аффектации или любования своим «равнодушием», которое, по мнению Гали, было отражением «безупречной, глубоко внутренней, органичной воспитанности, чувством справедливости и высокой требовательности».

Сергей Николаевич не пропустил ни одного выступления Гали в Ленинградском театре оперы и балета, однако наблюдал их только со своего рабочего места в первой кулисе. «А надо сказать, — вспоминала Уланова, — что, когда на балет смотришь из-за кулис, можно очень хорошо проследить и понять технологию танца, верно ли исполняется то или иное движение, но уловить их связь и увидеть танец как единое целое — со всей его поэтичностью, грацией и всем тем, что обычно пленяет публику, — очень трудно. Поэтому, не скрою, иногда мне было обидно, что папа не видит меня из зала: мне хотелось верить, что, может быть, и ему понравилось хоть что-то».

Только в 1940 году Сергей Николаевич впервые присутствовал на спектакле дочери как зритель — в кресле первого ряда партера. «Так вот ты какая!» — сказал он дрогнувшим голосом после «Ромео и Джульетты». Его интонация выдала потрясение. «Сколько похвалы и нежности было в его словах!» — даже через десятилетия радовалась Галина Сергеевна.

Отец не занимался с ней, но его замечания, сделанные мимоходом, помогали постоянно смотреть на себя, танцующую, как бы со стороны. «Галя, не сутулься! Ногу надо вынимать выше!» — командовал Сергей Николаевич или просто бросал в сторону дочери неодобрительный взгляд, проявляя, таким образом, «профессиональную заботливость». «И этого было достаточно, чтобы придирчиво и шаг за шагом разобрать по косточкам свой танец и, догадываясь, что вызвало неудовольствие отца, постараться возможно скорее избавиться от всего неудачного. На работе — в классе или на сцене — я была для него такой же, как все остальные», — писала балерина.

Уланов, предпочитавший делать всё своими руками, не только привил дочери вкус к «началу начал» — к труду, но и советовал ей никогда не надеяться на случай, а доискиваться причины творческих достижений конкретного артиста. Он иронизировал над теми, кто любил разжиться наградами вне зависимости от «честного, бескорыстного, вдохновенного» служения профессии, только полагаясь на «необыкновенное везение». Отсюда глубокое убеждение его дочери:

«Никакого везения нет и быть не может. Есть большая работа. Есть любовь к жизни и умение наблюдать ее, видеть ее бесконечное многообразие, фиксировать свое внимание не на пошлости, не на теневых сторонах жизни, а на всём самом светлом и прекрасном, на том, что так полезно и нужно для твоего дела. И есть равнодушие к жизни и к своей работе, желание, чтобы кто-то со стороны рассказал тебе, «как достичь успеха», разжевал и положил в рот некие «правила обретения мастерства». А ведь таких правил нет… Все мои жизненные и профессиональные наблюдения говорят о том, что первая отличительная особенность артиста — после того как в специальной школе он научился азбуке своего дела — состоит в умении найти свой путь в искусстве, отдавая любимому делу как можно больше от своего сердца, таланта, трудолюбия.