Василий Колташов - Капитализм кризисов и революций - как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм

Марксистская наука превращалась в религию, а классовая борьба — в обряд. Деятельность на такой основе обречена была на бесплодность, если не считать плодами сам эффект ролевой игры. Никакие призывы внимательнее читать Ленина, Троцкого или Сталина не могли компенсировать незнание механизмов смены формационных эпох, искаженного понимания развития эксплуататорских обществ и малополезной внеэкономической хронологии истории. Проблемой являлось вульгарное представление о капитализме, его этапности и кризисах. Логику его развития и развития классовых противоречий в нем пытались понять без анализа сходных процессов в более ранних обществах. Сам рабочий класс описывался исходя из приписанной ему роли, тогда как не эксплуатация его труда, но развитие производства определяло историческую границу буржуазной формационной эпохи. Общество не могло быть готово к социализму, когда не готова была экономика, да и само наречение переходных (революционных) форм хозяйствования неким принципиально новым строем нуждалось в пересмотре.

Спектр задач, которые капитализм должен еще решить, необходимо изучать. Но множество связанных с этой формационной эпохой вопросов имеют ответы. В этой книге была предпринята попытка собрать и расставить по местам факты истории человечества так, чтобы логика развития капитализма сделалась более понятной, а следом стало возможно увидеть и приблизить горизонт нового общества.

После биржевого обвала 2008 г. часть левых окрылила вера в близкое обрушение капитализма, раз системой было накоплено столько проблем и противоречий. Между тем кризис являлся механизмом разрешения и смягчения противоречий. Он диктовал решения, которые разблокировали бы развитие экономики — сделали возможным выход из кризиса. Он представал своего рода революцией, не уничтожающей капитализм, а отмеряющей новую стадию его развития. А стадии буржуазного развития неравнозначны уровням его общей зрелости. Сменяющий же их кризис не убивает капитализм, он изменяет его до определенного предела. Пределом этим служит такое изменение общества, после которого рынок более не является необходимым механизмом общественного развития. Экономическая мотивация при этом должна в большей мере потерять свое значение. По этой логике кризис, что последует за подъемом — повышательной волной 2020—2045 гг., едва ли окажется последним в истории капитализма. Но он может потребовать такое изменение политической системы и отношений между нациями, которое приведет к появлению континентальных социальных республик с сокращенной до предела возможного сферой частной собственности. Еще до этого переломного момента неомеркантильное развитие капитализма будет ставить вопрос об изменении формы власти, о включении масс в политическое управление, так чтобы на месте олигархических республик оказались республики социальные и демократические.

Обуржуазивание рабочего класса, фактическое для одной его части и ценностное для другой, более молодой не отменяет закона о решающей роли масс в истории. В ходе капиталистического развития они чаще выходили за границу повседневного труда, чем это случалось в другие формационные эпохи. Высокая зрелость промышленного капитализма и установление экономической диктатуры рабочего класса позволяют ему подвигать историю в ее политической форме не только рывками и толчками, растворяясь затем в каждодневной деятельности, а более стабильными и сознательными усилиями. Но для этого сами массы рабочих и примыкающих к ним слоев должны подняться на уровень зрелости буржуазной реальности, уметь оценивать межгосударственные противоречия и значимые для себя меры государства. Все это будет возможно в условиях нового экономического подъема, хотя и случится в форме буржуазной политики (реформисткой или революционной в буржуазно-демократическом смысле), а не максималистской по лозунгам.

Рабочий класс является классом буржуазного общества. Социализм же лежит за пределами развития этого строя, окрепшего в собственной формационной эпохе. Добиваясь учета своих материальных и культурных интересов, возможности обогащения и карьеры в государстве и бизнесе, этот класс остается в симбиозе и антагонизме с другим классом — капиталистами. Оба они принуждены к труду: один не сможет жить без заработка, другой лишится богатств, если потеряет контроль над капиталом. Оба этих состоящих из живых людей класса привязаны к мертвому труду. Маркс писал: «Капитал — это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает» [134] Маркс К. Капитал. Т. 1. URL : http://libelli.ru/works/kapital/1_8_1.htm . Эксплуатация труда рабочего обогащает буржуа, но она порабощает его личность, заставляет служить процессу, который далеко не всегда приносит ему радость. Творческое развитие человека в разной форме заблокировано в лице пролетария и капиталиста, подчиненных экономическому процессу. Потому освобождение труда, возможное лишь в форме его уничтожения, будет освобождением и капиталиста, что не означает абсолютной добровольности этого процесса.