Сергей Кисин - Ростов-папа. История преступности Юга России

В 1900 году грузооборот порта составил 76,07 миллиона пудов, а в 1913 году — 213 миллионов пудов, выведя Ростов на второе место в империи (после Одессы). Из них до 100 миллионов пудов зерна уходило за границу.

К началу Первой мировой войны в Ростовском порту, где работало около 30 пароходств, ежегодно разгружалось более 300 отечественных и столько же иностранных пароходов, барж, парусников, а также бесчисленное количество мелких баркасов, барок, трамбаков, мокшан, белян и др. По своему грузообороту (400 миллионов рублей в год) он уже опережал все морские порты России — Петербург, Одессу, Херсон и Новороссийск, — став основными судоходными воротами страны. На начало 1914 года в Ростове работало 216 предприятий и фирм, делающих миллионные обороты. Многие из них создавались с большой долей иностранного капитала.

К 1850 году в городе открылись консульства Австро-Венгрии, Аргентины, Бразилии, Германии, Греции, Испании, Персии, Португалии, Турции, Франции, Швеции. Что только подтверждало заинтересованность иностранного бизнеса в новом торговом порту России.

А в 1870—1880-х годах, после отмены крепостного права, промышленного бума в регионе, прокладки железных дорог и развития целых новых отраслей экономики (металлургия, машиностроение, судостроение, угольная промышленность) в город на Дону потянулись десятки тысяч селян наниматься в рабочие.

В 1890-х годах на 100 тысяч населения Ростова приходилось до 25 тысяч пришлых сезонных рабочих из Орловской, Костромской, Владимирской губерний, которые в навигацию нанимались грузчиками в порту, где работы всегда хватало. Платили им поденно — в сезон до 75 копеек, а после окончания навигации — не более 20 копеек в день. Были среди них плотники, штукатуры, землекопы, кровельщики, все имущество которых составлял мешок за плечами. Но отсутствие системы среднего профессионального образования в России не позволяло этой массе людей рассчитывать на более-менее квалифицированный труд в городе.

Если численность населения Ростова с 1863 по 1885 год выросла в 3,3 раза (с 24 до 80 тысяч душ), то к началу XX века оно выросло еще наполовину. При этом 63 % населения были грамотными.

К 1916 году количество занятых в промышленном производстве рабочих приблизилось к 160 тысячам (4,9 % от всех работающих на Дону). Среднегодовой темп прироста составлял около 10 %, опережая общероссийский примерно на 1–1,5 %.

В донской столице были представительства десятков ведущих отечественных и мировых банков, при этом большая часть местной промышленности находилась в руках иностранного бизнеса — французского, английского, бельгийского, германского.

Иными словами, уже в начале XX века Ростов из заштатного уездного городишки с домами под камышовыми крышами превратился в процветающий полис, не только купеческий, но и промышленный, где крепки были позиции как торгового, так и финансового капитала. А стало быть, он стал привлекательным местом для появления здесь устойчивых преступных сообществ, готовых найти этому капиталу собственное применение.

До Великой реформы городское население активно пополнялось беглыми крепостными. По данным историков, ежегодно от помещиков сбегало более 200 тысяч крестьян. По многовековой укоренившейся привычке многие бежали на Дон, откуда, как известно, «выдачи не было». Прятаться в казачьих станицах и иногородних слободках было негде — все друг друга знали; в городе же, даже небольшом, затеряться гораздо легче. Здесь они оседали и кое-как обустраивались, а поскольку жить на что-то надо было, мелкие преступления и милостыня порой становились единственным источником существования. Кстати, те редкие фальшивомонетчики и мошенники, которые тогда действовали в Ростове, занимались «выправлением» необходимых для беглых и бродяг документов — «темного глаза» (фальшивого паспорта). Нищенство в империи было запрещено и, по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных императора Николая I, наказывалось заключением в работный дом сроком до двух лет. А что касается так называемого ленивого нищенства — здоровых людей, не желающих трудиться, и калек, то их предполагалось помещать в богадельни. Поэтому без «темного глаза» честным бродягам никак было не обойтись.

Если до середины XIX века их число было сравнительно невелико, так как большому количеству свободной рабочей силы в крепостнической стране просто неоткуда было взяться, то после реформы 1861 года и массового обнищания освобожденных безземельных хлеборобов маленький ручеек наемных сельских батраков превратился в бурную реку — основу будущего пролетариата. Оставшиеся без средств к существованию в деревнях крестьяне искали пропитания в более богатых городах, где занимались отхожим промыслом. В зимний сезон нанимались на мелкие подработки, по весне возвращались к привычному сельскому труду в качестве батраков, а затем окончательно перебирались в город, зачастую уже с семьями.