Вадим Прокофьев - Среди свидетелей прошлого

Сколько разных людей перебывало у Владимира Ильича!

По этим книгам сейчас в Институте марксизма-ленинизма уточняются даты встреч и бесед Владимира Ильича. Журналы не могут их спутать, как путают мемуаристы, вспоминая о своих разговорах с Лениным через много-много лет.

И этот ценнейший документ открыли рядовые работники архива, те, что без устали ищут, там, на 10-м этаже, на Пироговской улице в Москве.

Толстой! Этим именем сказано все, во всяком случае, когда речь идет о великих писателях, составивших эпоху в мировой литературе. Толстой знал историю, любил ее, но он не зарывался в бумажную ветхость, не жил в мире ушедших теней.

Анатоль Франс считал, что «гений писателя нуждается в знаниях, без которых он не может расправить крыльев… У нынешних авторов на чтение, в большинстве случаев, либо не хватает времени, либо их нервы им того не дозволяют. Ведь ответил же однажды с гордостью Пьер Лоти, когда его как-то спросили, что он думает по поводу одной очень интересной книги: „Я никогда не читаю, я лишь пишу“. В литературных кругах очень смеялись этому ответу. Но я много думал над ним. Какую трудную, полную забот, лишенную всякого отдыха жизнь должно вести наше литературное поколение! У него даже нет времени подумать о том, что ему следовало бы, как водолазу, погрузиться в прошлые века: у него нет времени исследовать, искать и учиться для того, чтоб те, кто читает его книги, мог утолить свою жажду».

Напрасно Франс с таким безнадежным скепсисом отзывался о современном ему поколении литераторов, которому некогда читать, некогда оглянуться назад, некогда исследовать, учиться. Ведь поколение Франса было немногим моложе поколения Льва Толстого. Толстой, замечательные русские писатели, художники, режиссеры и литераторы более младших поколений умели учиться и часто, очень часто ради настоящего, «как водолазы», погружались в прошлое!

Дом Франса был музеем-архивом. Дом Толстого — великолепной исторической библиотекой. Думается, что в Ясной Поляне Толстой собрал самую полную для своего времени коллекцию книг, писем, копий архивных материалов по эпохе Александра I.

И что характерно — Толстой написал несколько исторических произведений, но как тщательно, как кропотливо работал великий писатель с памятниками! Великий труд вложен в рукописи «Войны и мира» и «Хаджи Мурата».

В Румянцевской библиотеке было прочитано все, что имелось по истории первой четверти XIX столетия. Но этого было очень мало. И Толстой обратился к архивам. В свое время генерал Модест Иванович Богданович разослал своеобразные «анкеты» сохранившимся в живых участникам Отечественной войны 1812 года. Эти «анкеты» были им использованы для написания своего капитального труда «История Отечественной войны 1812 г.». Но использованы очень некритически.

Толстой познакомился с частью материалов Богдановича и сам предпринимал объезд мест сражений. Лев Николаевич находил участников и старожилов, расспрашивал, уточнял.

Для того чтобы вырисовать образ Пьера Безухова, Толстой изучил архивные документы по истории масонства. Великий писатель скептически относился к победным реляциям командиров, как русских, так и французов, и предпочитал живое слово, «устный первоисточник».

«Для историка (при описании сражений) главный источник есть донесения частных начальников и главнокомандующего. Художник из таких источников ничего почерпнуть не может, они для него ничего не говорят, ничего не объясняют… В каждом описании сражения есть необходимость лжи, вытекавшая из потребности в нескольких словах описывать действия тысяч людей, раскинутых на нескольких верстах, находящихся в самом сильном нравственном раздражении, под влиянием страха, позора и смерти».

Толстой жалел, что он не может восстановить хода событий по их свежим следам. Вот если бы сразу же после сражения, разгоряченных боем, с неостывшими чувствами людей расспросить об обстоятельствах битвы, записать их рассказы, тогда бы эти показания имели несомненную ценность для писателей.

«Вам будут рассказывать то, что испытали и видели все эти люди, и в вас образуется величественное, сложное, до бесконечности разнообразное и тяжелое, но ясное впечатление».

Все эти наблюдения Льва Николаевича — свидетельства кропотливого труда, труда историка-источниковеда.

И уж если нельзя прямо после боя, отгремевшего полстолетия назад, побеседовать с участниками, то писатель предпочитал все же не литературную обработку материалов этого боя, а сами материалы. И реляции командиров он тоже читал, хотя и не очень доверял такого рода источникам.