Вадим Прокофьев - Среди свидетелей прошлого

А события развивались своим чередом. Стачечная борьба рабочих, крестьянские волнения, систематический террор, который начали проводить народовольцы, создали в стране новую, вторую уже по счету революционную ситуацию 1879–1881 годов. Правительство ответило на взрыв революционного движения белым террором. Виселицы, расстрелы, войска, шагающие по могилам под «Камаринского», неограниченные полномочия генерал-губернаторов. И длинный мартиролог повешенных, расстрелянных, заживо погребенных.

После провала типографии «Народной воли» и дерзкого взрыва в Зимнем дворце Морозову пришлось на время скрыться за границу.

Перед отъездом он привел к Зотову Александра Михайлова — «дворника» партии народовольцев. Отныне Александр Дмитриевич стал хозяином архива.

Прошел еще год. Один за другим гибли, вычеркивались из списка живых герои «Народной воли». Ожидал в тюрьме своей участи и Александр Михайлов. Морозов был схвачен на границе, когда пытался вернуться в Россию.

Потянулись годы черной реакции. Умер в тюрьме Михайлов, пожизненно упрятан в Шлиссельбургской каменной гробнице Морозов.

Умер и Зотов. Умерло и революционное народничество.

Минуло четверть века. Давно уже на поприще классовой борьбы выступил рабочий, марксист, ленинец. Остатки народников, растеряв боевые традиции революционеров-демократов, скатились в болото либерализма. Возникшая партия эсеров возродила индивидуальный террор, но отказалась от светлых, хотя и утопических идеалов социализма Желябовых, Морозовых, Перовских, Мышкиных, Алексеевых.

И грянул 1905 год.

Революция пролетариата освободила революционеров-народовольцев из Шлиссельбурга. Немногие из них нашли в себе силы, чтобы выжить, не сойти с ума.

Николай Морозов выжил, стал крупным ученым-химиком. Он не забыл об архиве. Но могила Зотова не могла ничего ему подсказать. Кто-то вспомнил только, что на даче Владимир Рафаилович незадолго перед смертью хранил какие-то документы. Он прятал их под полом беседки в саду. Но беседка тоже давно сгнила, и следы затерялись окончательно.

Морозова еще раз упрятали в тюрьму, однако ненадолго. Новая революция освободила его окончательно.

И стало известно, что Зотов перед смертью передал заветные портфели редактору «Нового времени» Суворину, а сын Суворина, уже после революции, отдал их издателю журнала «Былое» Бурцеву.

Теперь только Морозов вспомнил странную встречу в 1907 году, когда Суворин пытался познакомиться с ним. Но он отверг эту попытку реакционера. Морозова не сломили 25 лет Шлиссельбурга.

Такова удивительная судьба этого архива, или, вернее, того, что от архива осталось.

Исчезли печати и бланки, исчезли многие письма, программные документы. И все же сколько нового, ценного внес архив в изучение истории революционного движения в России в 70–80 годах XIX века!

Варианты программы «Земли и воли». Первая программа, переписанная рукою А. Оболешева на двух листах папиросной бумаги. Проект устава «Земли и воли», два варианта, и также рука Оболешева; поправки и замечания к проекту самого Оболешева, Александра Михайлова, Квятковского.

Многочисленные письма и грозные предупреждения, которые посылались Исполнительным комитетом «Народной воли» царским палачам, письма из тюрем товарищей, приговоренных к казни, проекты договоров и… четыре тетради.

Они аккуратно переписаны женской рукой. Записи в тетрадях столь поразительны по своему содержанию, что, бесспорно, они являются самым ценным материалом из всего, что сохранилось в архиве.

Это тетради Николая Васильевича Клеточникова.

Его имя не воскрешает картин героической борьбы: подкопов под полотно железной дороги, выстрелов на Дворцовой площади, взрыва столовой Зимнего. Но Клеточников был, пожалуй, одной из самых героических фигур среди корифеев народовольчества.

Худощавый, среднего роста, со впалыми щеками, он говорил негромко, глухим голосом и не знал, куда девать свои руки. Что-то неуклюже-детское, чистое, мягкое светилось в этом человеке. Он приехал из глухой провинции, и народовольцы, с которыми познакомил его Александр Михайлов, показались ему гигантами. Клеточников смотрел на них с обожанием, с трепетом и втайне мечтал быть похожим на этих людей.

А «гиганты» с восторгом взирали на этого болезненного, тихого «ангела-хранителя».

И он действительно в течение двух лет охранял партию «Народной воли» от ударов жандармерии. Клеточникову по настоянию Михайлова удалось устроиться письмоводителем в секретнейший отдел политического сыска Третьего отделения, а потом и департамента полиции.