Леонид Млечин - До и после смерти Сталина

— Мне самому становится жутко, когда я это вспоминаю…

Комендант Лубянки генерал Василий Блохин рассказывал:

— При умерщвлении доставленных арестованных путем введения различных ядов присутствовал я или дежурные. Но во всех случаях, когда умерщвление уже было произведено, я приходил, чтобы закончить всю операцию.

Генерал Блохин записывал фамилии отравленных в тетрадку, которую потом сжег. Но сохранились полторы сотни протоколов об испытаниях ядов на живых людях…

Работа шла на первом этаже здания НКВД в Варсонофьевском переулке или в подвале. Допуск в лабораторию из оперативного состава имел только генерал-лейтенант Судоплатов и его помощник. Иногда Судоплатов сам просил испытать тот или иной яд. Сотрудникам лаборатории объясняли, что смертельные препараты необходимы для операций за кордоном. Но яды были востребованы и дома. Разрешение на применение яда давали Берия или его заместитель Меркулов.

Кроме того, испытывали на арестованных различные наркотические вещества для получения правдивых показаний — искали сыворотку правды.

Майрановского посадили в декабре 1951 года по делу Абакумова.

В 1953 году, уже после ареста Берии, полковник медицинской службы и орденоносец Майрановский показал на допросе, что по заданию генерала Судоплатова участвовал в убийстве неизвестных ему людей на конспиративных квартирах в Москве. Яд подмешивали к пище или выпивке. Если не действовал, делали укол. Майрановский с гордостью писал: «Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов Советской власти».

Через несколько лет председатель КГБ Владимир Семичастный и генеральный прокурор СССР Роман Руденко констатировали:

«Майрановский испытывал на живых людях сильнодействующие яды, предназначенные для проведения тайных убийств. Бесчеловечные опыты он с ведома Берия и Меркулова проводил на заключенных, а также на лицах, специально похищавшихся для этой цели на улице. Было умерщвлено не менее 150 человек, многие из которых, как теперь установлено, были репрессированы и погибли невинно».

Так что убивать людей научились. Вопрос в другом: имел ли в 53-м году Берия доступ к этим ядам? Были в его распоряжении люди, готовые исполнить такой приказ?

Лаврентий Павлович воспринимается как многолетний руководитель чекистов. В реальности он был давно отстранен от ведомства госбезопасности. Берия лишился власти над чекистами. Не он подбирал кадры сталинской охраны. Не он арестовывал лечивших вождя врачей. Лаврентий Павлович, если бы и захотел, не имел практической возможности сократить земной срок Сталина. Так и предположение о причастности Берии к кончине Сталина — не более чем миф.

Но разговоры о том, что вождя убили, продолжаются. Чаще всего об этом твердят его пламенные поклонники. Убийцу Сталина ищут среди его ближайшего окружения. Иначе говоря, воспринимают тогдашнее руководство страны — людей, которых сам Сталин вознес на вершину власти, — как шайку преступников, ненавидевших друг друга и способных на все. Это эмоциональное восприятие недалеко от истины.

Сталин привел на вершину власти и окружил себя людьми с криминальным складом ума, людей, у которых руки по локоть в крови. Такие ядом угостят и бровью не поведут… Но справедливости ради заметим, что в смерти вождя в тот мартовский день 53-го ни вины их, ни заслуги нет.

Соратники вождя, знавшие, каков Сталин в реальности, сознавали, что им уготована не персональная пенсия, а арест и смерть. Ни один самый близкий ему человек не мог быть уверен в его расположении. Сталин легко избавлялся от самых верных слуг. Вот почему в мартовские дни 1953 года у тела вождя те, кого он сам вырастил и выдвинул, не могли скрыть своей радости.

Даже считавшийся самым близким к вождю Молотов, чье пергаментно-желтое лицо не покидало выражение постоянной настороженности, как будто каждый момент ему угрожает смертельная ловушка, расслабился после смерти вождя: исчез страх. Так что у многих из тех, кто лил слезы у гроба Сталина, это были слезы радости за свою жизнь.

Когда в первые мартовские дни 1953 года врачи дали понять, что вождь безнадежен, его соратники собрались и с ближней дачи уехали в Кремль. Они сразу прошли в сталинский кабинет. Поговаривали, будто они искали некую черную тетрадь, куда усопший вождь записывал нечто важное — не то политическое завещание, не то нелицеприятные оценки соратников.