Александр Пыжиков: Славянский разлом. Украинско-польское иго в России

Сегодня укоренено мнение, что главным поборником украинизации был Лазарь Каганович. Но это не соответствует действительности: ближайший сталинский сподвижник явно уступал в этом вопросе украинским коллегам. Ретивость последних росла буквально не по дням, а по часам. Они считали, что Каганович проявляет недостаточную настойчивость в пропаганде национальной самобытности, прежде всего в отношении пролетариата. На заседаниях политбюро ЦК КП(б)У нередко раздавалась критика в его адрес. Особенно отличился здесь Шумской, прямо обвинивший Кагановича в срыве украинизации. В Москву полетел поток жалоб, что зримо напоминало ситуацию с Э. Квирингом несколькими годами ранее. Шумской также обратился к Сталину с просьбой направить в республику нового первого секретаря.

Националистически настроенная партийно-советская верхушка усиленно раскручивала кадры, зарекомендовавшие себя на этой ниве. Среди них выделялся молодой поэт Микола Хвылевой. Несмотря на пребывание в рядах большевиков, этот сын украинского народа открыто утверждал: национальная культура должна ориентироваться не на Россию, а на Европу. В ходе литературных дискуссий он договорился до того, что не стоит уповать на русскую культуру, от неё украинцы должны убегать как можно быстрее. Хвылевой воспроизводил перлы историка М.С. Грушевского, дескать, всё русское тяготело над нами, как над рабами, несколько веков. В общем-то представить, куда вывела бы в конечном итоге подобная политика украинизации, несложно.

Однако она так и осталась манящим миражом, поскольку борьба в большевистских верхах привела к резкому идеологическому развороту, инициированному Сталиным. С начала 1930-х годов национально настроенные группы, существовавшие в республиках, подверглись демонстративному уничтожению. Началось всё с Украины, где прогремел процесс по делу Союза освобождения Украины, проходивший в 1930 году в помещении Харьковского оперного театра. Как сообщали газеты, эта подпольная контрреволюционная организация противопоставляла местное крестьянство — носителей подлинного национального духа — рабочему классу, состоявшему преимущественно из пришлых великороссов, боролась за независимость, стремясь к отрыву республики от советского государства с последующим свержением социалистического строя. Национальные идеи в республике воспевала интеллигенция, которая романтизировала украинское прошлое. Спустя непродолжительное время покровители такой политики в руководстве ЦК КП(б)У в лице Шумского, Скрыпника и другие были репрессированы.

Время национальных приоритетов уходило в прошлое, уступая место патриотической доктрине, которая становилась новой основой империи. Русский народ провозглашался самым передовым в мире, оказывающим бескорыстную помощь другим братским народам. «Правда» писала: «Всей силой своего могущества РСФСР содействует бурному росту других советских республик… все нации, освобождённые от капиталистического рабства, питают чувства глубочайшей любви и крепчайшей дружбы к русским братьям… Русская культура обогащает культуру других народов». Иначе говоря, русский народ объявлялся «старшим среди равных»; им гордятся, как гордятся своим старшим братом. Именно русские подняли знамя освобождения, совершили Октябрьскую революцию и указали другим путь к светлой и радостной жизни.

О том, как в новой доктрине уживались интернационалистические ноты и патриотические мотивы, можно продемонстрировать на примере А. С. Пушкина. В СССР его реабилитация и признание величайшим русским литератором произошла в начале 1930-х; до этого он считался типичной буржуйской обслугой. К 1937 году — к столетию со дня гибели поэта — в стране уже процветал его культ. Теперь его именовали подлинным сыном русской земли, чьё творчество связано с ней тысячами неразрывных нитей. Но Пушкин настолько велик, что его произведения близки всем народам, прежде даже не слышавшим его имени. И хотя он принадлежит русской нации, его гений интернационален. Русские всем предоставляют возможность наслаждаться бессмертными пушкинскими творениями. И так же, как с Пушкиным, обстоит дело с русским народом: взойдя на высоты революции, он готов делиться её плодами со всеми, кто готов к ним приобщиться.

Перед нами совершенно новое издание марксизма, где канон о приоритете мировой революции отодвинут на задний план, теперь его место занимает идеологический концепт «русский народ — старший брат»; именно он прокладывает путь в светлое завтра, а не питает надежду на мировую революцию в более подходящих для этого странах. Ни один народ мира не может встать вровень с великим и передовым русским народом, который обладает к тому же бесценной культурой и героическим прошлым. Согласимся: о возведении подобных патриотических воззрений в ранг государственной политики в своё время не могли мечтать и такие апологеты патриотизма, как М. Н. Катков и К. П. Победоносцев. При самодержавном строе никто не позволил бы им развернуться во всю патриотическую удаль. А при Сталине, в условиях господства космополитического марксизма, мощно спрессованная патриотическая доктрина обрела явь! Конечно, переход большевизма, по сути, на черносотенные рельсы не может не поражать. Как метко замечено, большевистская партия, по сути, создала «деформированного близнеца» того государства, против которого боролась.