Реза Аслан - Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама

Эта формула ужасала рационалистов, и в особенности таких ученых, как Ибн Сина (Авиценна на Западе; 980–1037), который считал, что атрибуты Бога – божественное знание, речь и т. д. – не более чем «путеводители», которые просто отражают понимание Божественного человеческим разумом, но не само Божественное. Рационалисты утверждали, что атрибуты Бога не могли действительно существовать с Ним, но должны быть частью Его Творения. Приписывание вечных атрибутов Богу будет, согласно Василу абн Ате (ум. 748), основателю школы мутазилитов, равносильно утверждению о существовании более чем одной вечной сущности.

Улемы-традиционалисты отвергли аргумент Васила, противопоставляя ему идею о том, что, хотя божественные атрибуты могут быть отдельными сущностями, они тем не менее представляют собой включенные составляющие сущности Бога и, следовательно, тоже вечны. «Его атрибуты – от вечности, – заявил Абу Ханифа, традиционалист, основатель Ханафитского мазхаба (крупнейшей школы права в современном мусульманском мире). – Кто говорит, что они созданы или порождены… неверующий».

Конечно, когда обсуждается взаимосвязь между сущностью Бога и божественными атрибутами, и рационалисты и традиционалисты имеют в виду один особо важный атрибут – речь Бога, то есть Коран.

Обращение халифа Умара в ислам сопровождалось чудом. Жестокая гордость Умара, унаследованная им от родственников-язычников и племенной системы, изначально побудила его наброситься на Мухаммада и его последователей. Умар действительно когда-то планировал убить Мухаммада, чтобы положить конец его разрушительному движению. Но когда он собирался отправиться на поиски Пророка, друг сообщил ему, что его сестра приняла новую религию и в тот самый момент встречается с одним из верующих в своем доме. В ярости Умар обнажил меч и бросился домой к сестре, намереваясь убить ее за предательство семьи и племени. Но перед тем как войти в дом, он услышал священные слова Корана, доносившиеся изнутри. Сила и изящество этих слов заставили его замереть на месте. Он уронил свой меч.

«Как прекрасна и благородна эта речь!» – воскликнул он, а глаза его наполнились слезами. И подобно апостолу Павлу, который был ослеплен видением Иисуса, увещевавшим его прекратить преследование христиан, Умар изменился под действием божественного вмешательства – не потому, что узрел Бога, а потому, что услышал Его.

Уже было сказано, что среда, через которую человечество познает «чудесное», может резко меняться в зависимости от времени и места. В эпоху Моисея, например, чудо в основном познавалось через магию. Моисей был вынужден доказывать свое пророческое предназначение, превращая прут в змею или, что выглядело более впечатляюще, разделяя Красное море. К тому времени когда жил Иисус, познание чуда по большей части перешло в область медицины, которая также включала экзорцизм. Ученики верили, что Иисус – обещанный Мессия, но остальное население Иудеи рассматривало его просто как очередного блуждающего целителя; почти везде, где проходил Иисус, от него требовали продемонстрировать его пророческую природу, но не путем представления магических превращений, а через способность исцелять больных и хромых.

Во времена Мухаммада считалось, что чудо познается не посредством магии или медицины, а через речь. Члены таких обществ, как то, к которому принадлежал Мухаммад, где были распространены устные традиции, зачастую рассматривали слова как нечто наполненное мистической силой. Древнегреческий бард, который пел о странствиях Одиссея, и индийский поэт, скандировавший священные стихи Рамаяны , были больше чем просто сказители: они были рупором богов. Когда в начале каждого года шаман коренного населения Америки рассказывает мифы о создании своего племени, его слова не только повествуют о прошлом, но и формируют будущее. Общины, которые не полагаются на письменные источники, склонны верить, что мир непрерывно обновляется и создается через их мифы и ритуалы. В этих обществах поэты и барды – зачастую еще священники и шаманы; и считается, что поэзия, как искусное манипулирование общим языком, обладает божественной властью, необходимой для выражения фундаментальных истин.

Это было особенно справедливо для доисламской Аравии, где поэты обладали чрезвычайно высоким статусом в обществе. Как отмечает Майкл Селлс в труде «Следы в пустыне» (Desert Tracings), в начале каждого сезона паломничества стихи лучших поэтов древней Мекки вышивались золотом на стягах из дорогих египетских тканей и подвешивались на Каабе, но не потому, что оды носили религиозный характер (по большей части они были о красоте и величии верблюда поэта!), а потому, что они обладали внутренней силой, которая естественным образом ассоциировалась с Божественным. Это была та самая заряженная изнутри божественность слов, которая побудила кахинов представлять свои пророческие высказывания через поэзию: было бы немыслимо для богов говорить на другом языке, кроме как на поэтическом.