Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Отсюда, из овернской глуши, Морни продолжает дружескую переписку с княгиней Ливен, находившейся с началом войны в Брюсселе и мечтавшей вернуться в Париж [137] В конце марта 1854 г., уже после разрыва дипломатических отношений между Петербургом и Парижем, граф де Морни, навестит свою приятельницу в Брюсселе, подчеркнув тем самым, что, вопреки обстоятельствам, остается ее верным другом. . «Я стал настоящим деревенским жителем, – писал он ей 30 сентября 1854 г. – На мне огромные башмаки, одежда из холстины, соломенная шляпа. Я думаю теперь лишь о том, что меня окружает – о яйцах, о баранах… Живу я среди лесов и занимаюсь строительством фермы: составил план замка, с террасами, садами и т. д. Я не думаю больше о политике, газеты читаю с безразличием и скукой. Не забываю я только о Вас, моя дорогая княгиня. Два Ваших письма, которые я здесь получил, доставили мне несравненное удовольствие. Ибо ничто так не согревает мое сердце, как желание быть Вам хоть чем-то полезным. Надеюсь, что по моем возвращении [в Париж] я сделаю для Вас что-то большее» [138] Au temps de la Guerre de Crimee. Correspondance inedite du comte de Morny et de la princesse de Lieven // La Revue des Deux Mondes. 1966, 1-er fevrier. P. 344. Морни имел в виду получить у императора разрешение для княгини Ливен вернуться в Париж, чего она страстно желала и о чем неоднократно его просила. Настойчивые ходатайства Морни в конечном счете увенчаются успехом, несмотря на активное противодействие главы британского кабинета лорда Пальмерстона, считавшего, видимо, Дарью Христофоровну шпионкой Николая I. 1 января 1855 г. княгиня Ливен вернется в Париж. См. об этом: Танъшина Н.П. Указ. соч. С. 271–276. .

Видимо, Мории уже знал о намерении императора вернуть его к активному участию в государственных делах. Действительно, 12 ноября 1854 г. граф де Мории, которого Наполеон III, то ли в шутку, то ли всерьез, называл неисправимым орлеанистом, был назначен председателем Законодательного корпуса, т. е. нижней палаты парламента Второй империи.

С этого момента Мории вновь становится непременным участником принятия важнейших государственных решений. Наполеон консультируется с ним по всем вопросам внутренней и внешней политики, хотя и не всегда разделяет его точку зрения. Как уже говорилось, в марте 1854 г. император не внял доводам Морни, предостерегавшего императора от войны с Россией ради защиты интересов Оттоманской Порты. После взятия Севастополя в сентябре 1855 г. Наполеон III стал склоняться к прекращению Восточной, как ее называли во Франции, войны в Крыму, оказавшейся слишком затратной по части человеческих и финансовых потерь. Именно Морни с его непонятным для тюильрийско-го двора русофильством, Наполеон поручит поиски путей примирения с Россией, где с февраля 1855 г. царствовал молодой император Александр II.

Кстати, о русофильстве Морни. В какой степени о нем можно (и можно ли) говорить всерьез?

Трудно дать однозначный ответ на этот вопрос. Скорее всего, истоки проросийских настроений у сводного брата императора французов следует искать в неприятии им курса на безоговорочное следование в фарватере британской внешней политики, характерное для Франции со времен Июльской монархии. Будучи тогда сторонником Франсуа Гизо (недаром Наполеон III, как бы в шутку, называл своего брата орлеанистом), Морни тем не менее, не одобрял проводимой министром иностранных дел Луи-Филиппа линии на достижение «сердечного согласия» с Великобританией. Морни полагал, что такое «согласие» в большей степени выгодно Лондону, нежели Парижу, чьи интересы нередко приносятся в жертву британским.

Вторая империя в значительной степени унаследовала традицию тесного взаимодействия с сент-джеймским кабинетом, что наиболее ярко проявилось в период обострения Восточного кризиса в 1853 г. Активными приверженцами этого курса в ближайшем окружении Наполеона III были императрица Евгения, министр иностранных дел Э. Друэн де Люис и министр внутренних дел В. де Персиньи. Именно они подталкивали императора французов к войне с Россией, вопреки предостережениям «пацифиста» Морни, который считал, что на Востоке Франция будет воевать не за свои, а за британские интересы.

Женевьева Жилль, публикатор переписки Морни с княгиней Ливен, называет его «убежденным англофобом» [139] Au temps de la Guerre de Crimee. Correspondance inedite du comte de Morny et de la princesse de Lieven // La Revue des Deux Mondes. 1966, 1-er fevrier. P. 228. . Если даже это определение и слишком категорично, то оно все же не лишено оснований. Опасаясь чрезмерного усиления Англии, Морни видел в России реальный противовес британскому влиянию, становившемуся опасным для интересов Франции. При этом, надо сказать, Морни накануне Крымской войны явно находился во власти преувеличенных представлений о военной мощи России, равно как и под обаянием внушительной фигуры Николая I, которого он считал единственным арбитром в Европе. Поэтому беспрепятственная высадка франко-британского экспедиционного корпуса в Крыму и последовавшая серия неудач русской армии явились для него полной неожиданностью и даже потрясением. В письме княгине Ливен от 30 сентября 1854 г. он признается, что все это для него «необъяснимо» и «невероятно» [140] Ibid. P. 344. . Но даже после падения Севастополя, уже не сомневаясь в поражении России, Морни тем не менее не изменил свой взгляд на нее, как на желательного партнера Франции.