Денис Хрусталёв - Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

Северо-Восточная Русь, как отмечалось выше, практически избежала каких-либо междоусобных столкновений за последние 10–20 лет. Единственным возмутителем спокойствия оставался Ярослав Всеволодович, который, однако, большей частью выплескивал свою энергию за пределами отчинных владений. Единственный случай внутреннего конфликта относится к 1229 г., когда Ярослав «отлучи»от Юрия Константиновичей и поднял на брата смуту, но вскоре примирился [118]. Исследователи видят причину конфликта в поддержке великим князем Михаила Всеволодовича, захватившего в этом году новгородский стол, принадлежавший прежде Ярославу [119]. Дело в том, что Юрий, женатый на сестре черниговского князя [120], и прежде выступал в роли союзника Михаила, а в 1225 г. сам посадил его в Новгород [121]. Он неизменно укреплял и родственные связи с Ольговичами, с которыми при его содействии породнились все три сына Константина Всеволодовича (в 1216, 1227 и 1228 гг.) [122]. Как отмечал Дж. Феннел, нам не известно ни одного случая конфликта между Юрием Суздальским и Михаилом Черниговским [123]. Ради справедливости можно отметить, что Юрий вообще имел миролюбивый характер и редко доводил дело до открытого конфликта, но в таких конфликтах неизменно побеждал, отчего даже молчаливая поддержка с его стороны была ценной и важной. Жесткость Юрия проявлялась, прежде всего, во внешних операциях против иноплеменников, по преимуществу на востоке (болгары, мордва). С другими ветвями династии Рюриковичей он поддерживал ровные отношения.

Ярослав был человеком иного склада. В наследство от отца он получил небольшое, но густонаселенное княжество со столицей в Переяславле Залесском [124]. Этот город возник только в 1150-х гг. и именно в начале XIII в. вступил в период политической самостоятельности и экономической зрелости. Основные коммерческие интересы его жителей располагались по линии отношений северо-восточных русских земель с Новгородом и отчасти Смоленском. Скорее всего, именно это и предопределило направление внешней политики Ярослава, который руководствовался не только личными амбициями, но и практической выгодой своей вотчины. Переяславцев, видимо, политика их князя устраивала, и они неизменно оказывали ему военную и любую иную поддержку.

Три раза новгородцы приглашали Ярослава к себе на княжение, и каждый раз ему не удавалось продержаться там более одного-двух лет. В 1230 г. его пригласили в четвертый раз, и на этот раз оказалось, что навсегда. Перед ним на княжении здесь был Михаил Черниговский, чье правление не принесло счастья новгородцам. Весь период его управления в городе свирепствовали голод и дороговизна, побежденные лишь с открытием навигации в 1231 г. [125], то есть в первый год правления Ярослава.

Удачное стечение обстоятельств содействовали Ярославу и позднее. Так, он убедил новгородцев в необходимости их участия в карательном походе против Михаила Черниговского уже летом того же 1231 г. В этом походе принимали участие полки из всех «властей» Ярослава. Результатом его было сожжение Серенска и опустошение северных областей Черниговщины ( «истрати обилья много») [126]. Открытого столкновения с Михаилом так и не произошло. Вероятно, основные силы князя находились где-то на южных рубежах его владений, так как именно в этом году, как отмечалось выше, готовился поход на Киев, упрежденный Даниилом Романовичем и соответственно Ярославом Всеволодовичем. Нет прямых указаний на то, что в данном случае речь идет о согласованных действиях волынского и новгородского князей, но их тесные родственные связи (их жены были родными сестрами — дочерями Мстислава Мстиславича Удалого, князя торопецкого, затем новгородского, а затем и галицкого [127]) позволяют предположить зарождение союзнических отношений. Причем предметом этого политического альянса была именно борьба с Михаилом Всеволодовичем. После этого похода черниговский князь более не предпринимал попыток утвердиться в Новгороде. В следующем году он отослал укрывавшихся у него новгородских оппозиционеров, которых в Новгороде не приняли и вынудили бежать сначала в Псков, а затем в Чудь (Эстонию) [128]. Возможно, это знаменовало временное замирение Михаила с Ярославом. Новгородско-переяславский князь начиная с 1233 г. был плотно вовлечен в противостояние с «немцами» Прибалтики и не проявлял интереса к делам на юге Руси. Лишь новое усиление Михаила после 1235 г. могло взволновать его и породить новые честолюбивые планы.