В подобных сборниках не раз мне случалось встречать стихи Пушкина и не редко в таком безобразном искажении, что едва можно понять было, в чём дело; но между тем каждое стихотворение непременно было скреплено его именем; так, например, стихи его Дориде, написанные в 20 году, в 21 я прочёл у одной из любительниц с следующими изменениями: во-первых: К ней, а далее:
Я верю: я любим, возможно ль вам не верить;
Вы милы, хороши, так можно ль лицемерить;
Всё непритворно в вас; ланит весенних жар,
Стыдливость милая, богов бесценных дар,
Уборов и плечей живая белоснежность
И ласковых имян младенческая нежность.
Тогда как в подлинных к Дориде:
Я верю: я любим, для сердца нужно верить,
Нет, милая моя не может лицемерить;
Всё непритворно в ней: желаний томный жар,
Стыдливость робкая, Харит бесценный дар,
Нарядов и речей приятная небрежность
И ласковых имён младенческая нежность.
Прочитав предыдущее подражание, я невольно спросил у владелицы альбома: кто вам сказал, что это Пушкина?
— О, наверное, — отвечала она простодушно.
— То-то и есть, что ваше верное, смею сказать, не совсем верно.
— Да как же так? — возразила она с удивлением: — эти стихи мне написал мой кузен А., а он должен знать, он сам сочиняет, да и очень дружен с Пушкиным. Мой кузен сам говорит, заключила она, что Пушкин ничего не пишет без его совета.
— Всё это, положим, может быть, — заметил я, смеясь; — но этот список не совсем-то верен.
Можно себе представить, как была удивлена моя любительница стихов, кузина мнимого наперсника Пушкина, когда я прочёл ей подлинные стихи Дориде.
— Эти стихи Дориде, сказала она, несравненно лучше моих; я мои непременно уничтожу. — И с этим словом листок вырван, и настоящее заменило поддельное; но давно ли та же кузина А. восхищалась стихами К ней . Так нередко большая часть довольствуется иногда посредственным, не зная лучшего, и блестящие фразы принимает за что-то дельное.
Но одно ли это произведение Пушкина без всякой основной причины потерпело искажение? Сколько выходило и до сих пор выходит, под его именем, таких произведений, которые по содержанию и изложению недостойны поэта.
Конечно, не стану спорить, что в первоначальные дни поэтической его жизни Пушкин, под влиянием современных умозрений, под влиянием общества разгульной молодёжи писал много кой-чего такого, которое по звучности стиха хотя и могло быть увлекательно, но по изложению, цели и последовательности не могло выдерживать достодолжной критики, словом, было ярко, но неблаготворно для жизни слова.
Все подобные произведения хотя и имели некоторый успех в рукописном обращении, но не могли иметь и не имели, успеха глубокого впечатления, как не проникнутые творческою силою убеждения самого поэта.
Об этом отделе произведений Пушкина выскажем впоследствии собственное его мнение: оно по личному, высокому беспристрастию самого Пушкина даже к собственным своим произведениям, говорит лучше, нежели все умствования посторонних мыслителей.
Но однако и этот отдел его произведений у некоторых не оставался без замечаний: иные свои отметки излагали даже стихами; из подобных стихотворений предложу одно, написанное, как мне говорили, тогда же одним поэтом-юношей. Это стихотворение как-то случайно сохранилось в моих бумагах; за верность его списка не ручаюсь, но во всяком случае нахожу его замечательным. Вот оно:
Счастлив, кто гласом твёрдым, смелым
Вещать в пороках закоснелым
Святые истины рождён!
И ты великим сим уделом,
О муз любимец, награждён.
Воспой и силой сладкогласья
Разнежь, растрогай, преврати
Друзей неистовых пристрастья
В друзей добра и правоты.
Но граждан не смущай покоя,
Поэта не мрачи венца,
И лиру дивную настроя,
Смягчай, а не тревожь сердца.
В этих стихах, как мне кажется, видны начатки сознания о назначении поэта, благотворность направления, а не та жгучесть, которая почасту только что разрушает, но не творит; впрочем не спорим со Скалозубом, который в простоте сердца полагал, что Москва оттого хорошо выстроилась, что сгорела:
Пожар способствовал ей много к украшенью.
Что до этого, каждый может сказать, как ему угодно; но при воспоминании о Пушкине невольно возникает вопрос — был ли он таким в действительности, каким казался некоторым, готовым на порицание? О, конечно, нет: минутное увлечение, порыв юности, соприкосновение с людьми исключительного направления разве составляет основу главного свойства даже и в обыкновенных людях, а не только в такой личности, как Пушкин?
Читать дальше