Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

В августовские дни помимо закрытых обсуждений балтий­ская тема поднималась и в британском парламенте. Было несколько запросов в палате общин, и во всех случаях предста­вители правительства высказывались в духе решения военного кабинета. В ответ на один из запросов заместитель госсекрета­ря Батлер сообщил, что правительство решило не признавать советскую абсорбцию де-юре и балтийские послы остаются в дипломатическом листе 101.

15 августа Галифакс информировал Ст. Криппса о своей встрече с Майским, в ходе которой советский посол передал просьбу правительства СССР вывезти британских граждан из Балтийских стран до 25 августа. Галифакс ответил, что британ­ское правительство будет действовать на основе реальной си­туации. На информацию Майского, что балтийским послам в Лондоне даны инструкции закрыть свои представительства и передать все архивы и материалы советскому посольству в Ан­глии, Галифакс снова повторил: послы должны смотреть в лицо фактам. И далее были обсуждены вопросы о британской собст­венности, о балтийских пароходах, т.е. все те сюжеты, которые находились в центре внимания на встречах представителей обеих стран в последнее время 102.

Наконец, 5 сентября британский премьер-министр как бы подвел черту под дискуссиями в британском правительстве в июле —августе 1940 г. Он (так же как и госсекретарь) заявил: "Правительство не собирается признавать какие-либо террито­риальные изменения, которые могут произойти во время вой­ны, если только они не являются результатом свободных и мир­ных переговоров и соглашений" 103. Эта формула в дальнейшем повторялась государственными деятелями Англии, оставляв­шими вопросы о балтийских делах на время послевоенного урегулирования. В таком же духе фактически писал и У. Чер­чилль в своем известном послании Сталину осенью 1940 г.

Итак, можно подвести некоторые итоги. В целом британ­ская реакция на события в Прибалтике была достаточно сдер­жанной. Выше отмечалось, что в те июньские и августовские дни 1940 г. в Британии опасались немецкого вторжения — рядом была поверженная Франция, и английскому истеблишменту было не до Прибалтики. Советские акции по присоединению Балтийских стран рассматривались в Лондоне в контексте со­ветско-германского сотрудничества и попыток Англии осла­бить его. В Британии была довольно распространенной идея, что всякое движение СССР на Запад приведет в конечном сче­те к усилению напряженности с Германией и может послужить английским интересам. Кроме того, в Лондоне не прекращали попыток завязать британско-советский диалог, имея в виду ис­пользовать английского посла Ст. Криппса и возможные пере­говоры о торговом соглашении. И поскольку встречи Криппса со Сталиным и Молотовым происходили именно в те дни, когда советские войска входили в прибалтийские города, то Лондону или нужно было заявлять протест и прерывать переговоры или занять спокойную и выжидательную позицию, чему и было отдано предпочтение.

Действительно, со стороны Англии не было никаких проте­стов и жестких заявлений и вопросов. Собственно все дискус­сии в британских правительственных кругах вращались вокруг проблемы — признавать де-юре или де-факто советскую абсорбцию (поглощение) Прибалтики.

В конечном счете английская политическая элита пришла к весьма прагматическому выводу: даже своим признанием на данной стадии они не смогут повлиять на прежний стратегиче­ский выбор Сталина в пользу соглашения с Германией. Она ви­дела, что Москва еще не готова даже на модификацию своего внешнеполитического курса. Кроме того, реализация намере­ний СССР в Восточной Европе, и это понимали в Лондоне, за­висела исключительно от германской поддержки. Как заявили некоторые британские дипломаты, здесь имели место противо­речивые факторы — с одной стороны, движение на Запад

Москва могла осуществить лишь при поддержке Германии, а с другой — именно это движение давало Британии шанс на нара­стание советско-германских противоречий.

Следует также учитывать, что Англия традиционно не име­ла заметного влияния в Балтийском регионе, и хотя она была озабочена судьбой собственности британских граждан в При­балтике, это был все же не столь важный аргумент для актив­ных протестных мер и заявлений.

На позицию британских политических и общественных де­ятелей существенное влияние оказывало традиционное непри­ятие социальных и идеологических, а тем более военных "боль­шевистских экспериментов".