Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

9*

Учитывая международную ситуацию и внутриполитиче­ское положение, правящие круги стран Прибалтики должны были проявлять осторожность и понимать, что их попытки объ­единить свои действия могут вызвать недовольство и ответную реакцию в Москве. До апреля 1940 г. Советский Союз не пред­принимал каких-либо активных действий. Видимо, руководст-

259

во СССР, особенно в условиях советско-финской войны, стре­милось не обострять отношений с правительствами Латвии, Литвы и Эстонии. Такая линия была понятной еще и потому, что в Москве нуждались в посредничестве Швеции, в спокой­ной позиции Англии в условиях начала и хода мирных перего­воров с Финляндией.

Однако в апреле—мае произошли кардинальные перемены в международной ситуации , особенно в ходе войны между Гер­манией и англо-французским блоком, что сказалось на настро­ениях, планах и действиях советского руководства. До этого времени оно рассчитывало на продолжающуюся длительную и вялую войну между двумя империалистическими блоками. Но 9 апреля начался новый драматический период европей­ской истории. В этот день германские войска вступили в Данию и Норвегию, 10 мая — в Бельгию и Голландию, а затем вторг­лись во Францию. 20 мая немецкие вооруженные силы вышли к Ла-Маншу, а в начале июня почти без сопротивления пал Париж. Французская армия была разгромлена буквально в не­сколько недель, а британский экспедиционный корпус, потер­пев поражение в сражении под Дюнкерком, покинул конти­нент и вернулся в Британию. Англия постоянно ожидала немецкого вторжения.

Странная война, которая велась в Европе после сентября 1939 г., таким же странным образом закончилась совершенно не­ожиданным молниеносным разгромом Франции. Фактически большинство европейских стран оказались в германских руках.

По свидетельству очевидцев, в Москве были потрясены та­ким стремительным поворотом в войне. Расчеты Сталина на длительное противостояние воюющих держав и на возмож­ность долгого использования Советским Союзом этого кон­фликта не оправдались. Прежде всего в Кремле справедливо опасались, что Германия может постепенно потерять интерес к СССР, поскольку страх перед угрозой войны на два фронта уже почти не существовал. Отмечаемые признаки периодиче­ского роста напряженности в советско-германских отношени­ях могли нарастать. К тому же в телеграммах советских послов из Прибалтики проскальзывала мысль о сохраняющемся инте­ресе Германии к этому региону, хотя официально ее деятели разных уровней заверяли Москву, что ни Прибалтика, ни Фин­ляндия больше не входят в сферу немецких интересов.

Для Сталина были неясны намерения Гитлера после победы над Францией: обратится ли он к подготовке вторжения в Вели­кобританию или примет какие-либо иные решения. После за­хвата Германией практически бблыпей части Европы и усиле­ния хотя и скрытых, но очевидных для Москвы противоречий с Германией перед советскими лидерами все более вставал вопрос о безопасности страны и создании более благоприятных усло­вий на случай столкновения или даже войны с Германией. И в этом плане Сталин явно стремился продвинуться на Запад и предотвратить германское проникновение, преобладание или даже захват Прибалтики. И это обстоятельство также побужда­ло Москву ускорить решение прибалтийской проблемы.

Советское руководство понимало, что не могло быть и речи о серьезной реакции в оккупированных Германией европей­ских странах на какие-либо акции СССР в Прибалтике или в других районах. Вместе с тем оно, видимо, постоянно опасалось возможных секретных договоренностей между Германией и Англией, хотя заявление нового британского лидера У. Черчил­ля о том, что Англия будет вести войну с Германией до победно­го конца, несколько успокаивало. Именно в те дни впервые за много месяцев Сталин лично принял нового британского посла в Советском Союзе Стаффорда Криппса, но, как известно, дальше этого жеста дело не пошло.

В условиях, когда вся Европа была потрясена столь быстры­ми германскими победами и когда можно было ожидать немец­кое продвижение на Юг, Юго-Восток Европы и на Балканы, ви­димо, Сталин и решил ускорить решение прибалтийской проб­лемы. Мы не располагаем документами о каких-либо заседани­ях Политбюро, касающихся обсуждения вопросов внешней политики. Но, учитывая дальнейший ход событий, можно пред­положить, что, получив известие о выходе 20 мая немецких войск к Ла-Маншу и фактическом разгроме Франции, совет­ское руководство, видимо, немедленно приступило к действи­ям в Прибалтике. С учетом многочисленных фактов из донесе­ний советских послов об усилении левых сил в Прибалтийских странах, скорее всего, в Москве полагали, что наступила благо­приятная ситуация для изменения политической ориентации этих стран и реализации советских намерений.