Светлана Мрочковская-Балашова - Она друг Пушкина была. Часть 1

В один год с Поэтом умер Григорий Кириллович — последний русский отпрыск ослепительно вспыхнувшего графско-княжеским вельможеством рода Разумовских. Метеором промелькнул этот род на небосводе российской истории, ярко блеснув и быстро угаснув. Всего два его поколения восхищали и удивляли Россию ратными, административными, дипломатическими и любовными подвигами. Всего два поколения! Как подметил большой знаток русской истории XVIII—XIX веков Натан Эйдельман, в этом есть какая-то загадочная закономерность: волею случая высоко вознесённые роды временщиков угасали через два поколения. Может, разгадка в самом слове — временщик, одном из тех удивительно метких и пророческих русских слов: сказано — так тому и быть. Будто подчиняясь этому таинственному закону Провидения, и мои герои — умные, талантливые мужи, наследовавшие здоровую сельскую красоту своих предков от сохи, оставили чахлое, нежизнеспособное потомство или же не оставили его вовсе. Не было законных детей ни у знаменитого любимца Елизаветы и её тайного мужа Алексея Григорьевича — пастушонка и церковного певчего, неимоверным случаем возведённого к ступеням императорского трона. Ни у статного чернобрового красавца, любовника планетарного масштаба выше упомянутого Андрея Кирилловича. Ни у его братьев — Петра, Ивана, Льва. Не продолжили рода и оба сына их старшего брата Алексея Кирилловича.

А как расточительно, с каким размахом начинали жизнь основатели графской династии — фаворит Алексей и его брат Кирилл! Крестьянский сын, подпасок Кирилл взял в жёны троюродную сестру императрицы Елизаветы Екатерину Ивановну из царско-боярского рода Нарышкиных. Этот союз принёс обильный урожай — одиннадцать сыновей и дочерей. И все рослые, статные, чернобровые. Но на двух младших — Григории и Иване — щедрая природа утомилась. Болезненный с детства Григорий рос нервным, угрюмым и в отличие от других братьев и сестёр некрасивым — щупленький, неуклюжий, с изрытым оспой лицом (что не помешало ему иметь двух жён одновременно, начавших из-за него — а может, из-за пресловутого богатства Разумовских — войну, в которую было вовлечено несколько государств Европы). Не вышел лицом, зато удался умом — он стал учёным с европейской славой. Иван же оказался просто выродком — ни наследственного, отразившегося в прозвище, разума, ни здоровья. Ему было десять лет, когда умерла его мать. А отец, президент Российской академии, а позже гетман Малороссии, фельдмаршал, за делами государственной важности, кажется, забыл о его существовании. Дав блестящее европейское образование старшим сыновьям и даже племянникам, младшего Ивана оставил недорослем. Что, впрочем, не стало помехой для получения им высоких чинов (магическое действие фамильного имени!). Но ничего путного из него так и не вышло. Мот, кутила, волокита, картёжник… Беспутная жизнь усугубила «грудную болезнь» и сорока одного года свела его в могилу. Он тоже не оставил наследников.

Судьба соприкоснула Пушкина со многими представителями второго поколения Разумовских. А с фрейлиной и статс-дамой Натальей Кирилловной Загряжской он даже в родстве состоял — она приходилась Наталье Николаевне Пушкиной тётушкой, то бишь женой её дяди по материнской линии. «Сиреной семьи» величал её отец. За то, что вечно опекала кого-нибудь из своей огромной родни, хлопотала, радела о «родных человечках». Ей обязаны своим фрейлинством и Наталья Ивановна Загряжская — мать H. Н. Гончаровой, и Екатерина Гончарова — роковая свояченица Пушкина.

Суть характера Натальи Кирилловны выразил в нескольких строках Александр Иванович Тургенев: «Вчера скончалась в 7 ч. вечера Н. К. Загряжская, только 3-го дня ввечеру не принимала она и не играла в карты; ещё свидетельницы давно прошедшего не стало. Оригинальный ум и доброта сердца: забавляясь картами — умела находить пищу для доброго сердца, откладывая часть выигрышей бедным» [7] Письма Александра Тургенева к Булгаковым. М.; Л., 1939. Письмо А. Я. Булгакову от 20.3.1837. . Европейски образованный А. И. Тургенев слыл выдающимся умом России, его общества искали самые блестящие женщины Петербурга и Москвы. В их числе была и Долли Фикельмон, после первой встречи с ним записавшая в дневнике: Много ума. Он в высшей степени культурен и вполне европеец [8] Неопубликованный дневник Фикельмон. Запись 2 апреля 1832 г. . И этот замечательный человек любил посещать салон девяностолетней старухи. Весьма существенное свидетельство в пользу незаурядности Загряжской.