Светлана Мрочковская-Балашова - Она друг Пушкина была. Часть 2

Их ещё много впереди — этих платонических увлечений! И это вполне естественно для молодой, красивой и пылкой женщины, не познавшей отраву сладких чувств. Но в этом и заключалось её горе от ума и высокой нравственности — увлекалась и боролась с чувствами, стремилась к человеку — и сама ставила перед собой этические барьеры. Но я другому отдана и буду век ему верна!..

Долли, без сомнения, была одной из красивейших женщин своего времени. Но из присущей ей «стыдливости чувств» всего лишь один раз, мимоходом, отметила в дневнике впечатление, произведённое её красотой: У меня был изящный костюм, и, несмотря на адскую головную боль, мне было приятно слушать комплименты, что я красива [17] Запись 2 марта 1829 г. .

Ей поклонялись, восторгались, воспевали в стихах её очарование. Эта дань её прелестям, бесспорно, доставляла ей удовольствие, но она находила его неутешительным свойством человеческого характера и строго судила себя за него: Стихи были написаны Алегри, но столь ласкательные и прекрасные, что мне было неловко перед всеми их слушать. Это испытываемое нами чувство неудобства, когда тебя хвалят перед другим, неутешительно; разве это также не нюанс честолюбия? [18] Запись 28 марта 1829 г.

К обаянию этой удивительной женщины даже злоречивое светское общество не осталось равнодушным. И нашу старушку (имеется в виду Москва. — С. Б.) вскружила Фикельмон. Все бегают за ней; в саду дамы и мужчины толпятся вокруг неё. Голицын празднует. Впрочем, в обращении она очень мила, — отчитывался в письме к А. И. Тургеневу Вяземский [19] Вяземский П. А. Собр. соч. T. II. С. 354. Письмо А. И. Тургеневу от 1 .XII. 1823 г. . И вновь встретив её в Петербурге в 1830 году, восторгался ею: А к тому же посланница и красавица и одна из царствующих дам в здешнем обществе, и по моде, и по месту, и по дому, следовательно, простодушие её ещё более имеет цены [20] Вяземский П. А. — В. Ф. Вяземской. Письмо от 26 апреля 1830 г. М.; Л., Звенья, 1932—1951. T. VI. С. 226. . В эту пору князь серьёзно был увлечён графиней, возможно, даже добивался её взаимности. По сему поводу Долли иронично заметила: Вяземский, несмотря на то,что чрезмерно безобразен, обладает суетностью, свойственной красивым мужчинам; он ухаживает за всеми женщинами и всегда рассчитывает на успех, но они хорошо к нему относятся, потому что ему присущи приятные манеры и остроумие, хотя он немного педант [21] Запись 11 августа 1830 г. . Подтрунивает над ним и Пушкин: Боюсь графини Фикельмон. Она удержит тебя в Петербурге. Говорят, что у Канкрина ты при особых поручениях и настоящая твоя служба при ней [22] Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 222. .

А. И. Тургенев, большой ценитель женской красоты, познакомился наконец с милой красавицей посольшей. Даже из прекрасного далека, из страны красивых женщин — Италии, где он проводил большую часть своей жизни, не уставал восхищаться ею.

Тургенев — Вяземскому: Не умею выразить, как ты меня обрадовал и как благодарен я австрийской красавице за её милые, прелестные строки: перечту их в Неаполе. (12/24 декабря 1832 г.) И снова о ней в другом письме от 26 июля 1836 г.: Но ты объясни, как я могу не забыть об этом — а пропустить случай сказать ей всё, что она зажгла в душе моей и своими глазами, и своими умными разговорами, и поэтическими строками в письме о поэтической Италии. Как её все помнят и любят в Неаполе! Как она к лицу этому земному раю! Там бы взглянуть на неё! В цветниках виллы Reale! При плеске волн соррентских! У грота Виргилия!… Но и на Чёрной речке!… Знаешь ли, что я видел её в первый раз в жизни на Чёрной речке, на балу у княгини Мещерской, урождённой Чернышёвой. Перебираю в сердечной голове моей всё прошлое… [23] Переписка А. И. Тургенева с И. А. Вяземским. Петроград, 1921 г. T. I. Письма 1814—1833 гг. Цитируются по репринтному изданию в ГДР, 1976 г. И так бесконечно — из письма в письмо о незабвенной прелестной посольше.

Не слишком ли сахарный образ — умна, начитанна, добродетельна, красива и к тому же — добра и сострадательна? Но именно такой представляется она со страниц своего дневника.

Появление во Франции в 1843 году книги под названием «La Russie en 1839» произвело эффект разорвавшейся бомбы. Потом она была переведена на английский, немецкий, шведский языки. Общий тираж издания был огромным для того времени — 200 тысяч экземпляров. Без сомнения, это — самая занимательная и умная книга, написанная о России иностранцем, — так оценил её А. И. Герцен. Он прочитал её сразу после издания в 1843 г. Она доставила ему, политическому эмигранту, немало огорчения и боли от горьких истин, высказанных иностранцем о его родине. Оскорбительно много видит, — заметил он. В России же де Кюстина обвинили в клевете и запретили книгу. Через сто лет другой иностранец, Лион Фейхтвангер, побывал в другой, советской России и свои впечатления о ней назвал «Москва 1937». Но и это произведение постигла та же участь — долгие годы её держали под спудом. Официальные российские власти никогда не любили правды о себе.