Яков Гордин - Мятеж реформаторов - 14 декабря 1825 года

Речь идет о каких-то единомышленниках Батенкова.

В канун восстания — в последние два-три дня — Батенков прекрасно видел стремительную радикализацию планов общества. Для того чтобы отстоять собственную позицию, ему нужна была опора.

В последние дни перед восстанием лидеры общества уже знали, что Батенков вступил в альянс с Якубовичем.

На Якубовича возлагалось много надежд. С его внешностью, красноречием — специфическим армейским красноречием, действующим на солдат, — с его боевым опытом и боевой славой, он должен был сыграть ведущую роль в процессе захвата власти. (Хотя потом, после победы, Трубецкой и Рылеев планировали принять меры против возможного бонапартизма Якубовича) Якубович предназначался «для увлечения солдат» еще до междуцарствия и в этом качестве был представлен Батенкову в конце октября. «…Мы познакомили Батенкова с Якубовичем, и они друг друга полюбили», — рассказывал Александр Бестужев.

Они тщательно старались на следствии скрыть свой альянс. Якубович на допросах ни одного раза не упомянул имени Батенкова. Батенков пытался представить их с Якубовичем знакомство дальним и случайным. («Якубовича видал один только раз у Рылеева на именинах за обедом».) Но потом несколько раз проговорился, будучи в состоянии возбужденном.

После 6 декабря, когда пошли настойчивые слухи об отречении или отстранении от трона Константина, Батенков, по его словам, встретившись с Якубовичем, «говорил ему, что молодежь наша горячиться умеет, но смешно на них в чем-нибудь надеяться, что вернее будет, оставив их в мечтах о конституции, закричать перед толпой в пользу удаляемого государя».

Такого рода беседы были у них не раз. «Я решился зайти к Якубовичу и застал у него какого-то адъютанта, вероятно, члена общества, который, однако, скоро уехал. Мы разговаривали долго, я убеждал Якубовича, чтоб он отстал от молодежи, которая на словах только храбрится, а лучше бы сам собрал толпу и заставил бы, по крайней мере, кого-нибудь из членов императорской фамилии вести с собою переговоры».

На одном из устных допросов Батенков показал, что говорил Якубовичу: «Чего думать о планах всего общества! Вам, молодцам, стоило бы только разгорячить солдат именем цесаревича и походить из полка в полк с барабанным боем, так можно наделать много великих дел». Помимо прочего, любопытно, что он имеет в виду не одного Якубовича — «вам, молодцам…».

Батенков последовательно старался отколоть Якубовича от группы Рылеева и обратить в собственную, хотя бы тактическую, веру. И ему это удалось.

Излагая на следствии свое представление о плане действий, Якубович сформулировал его так: «Я был уверен, что войска соберутся пред Сенат, восклицаниями созовут Совет и Сенат, и царствующий государь, раз уж Добровольно присягая на подданство, увидя любовь и войск к цесаревичу, не усомнится новою жертвою своего честолюбия заслужить бессмертную славу от благодарного потомства и любовь современников».

Эти войска, которые, собравшись, криками созывают Совет и Сенат, — плоть от плоти батенковской идеи «собрать толпу и заставить» вести с собой переговоры, от его предложения «в барабан приударить», чтоб собрать петербургских жителей и вести мирные переговоры у всех на глазах или же на глазах собранной толпы народа вывести полки из города для переговоров.

В деле Батенкова есть решающее показание Александра Бестужева на этот счет: «Еще когда Рылеев был болен, я застал его (Батенкова. — Я. Г.) там, но как там были посторонние, то он уехал к Якубовичу. На другой день, быв у Якубовича, я заметил, что он толкует об начальстве над войсками и как бы он сдал их Константину Павловичу. Это меня удивило, Рылеева тоже, ибо Трубецкой был уже выбран, и мы согласились с Рылеевым, что эту мысль, верно, подал ему Батенков».

Происходило это после 9 декабря — «Трубецкой был уже выбран».

Увлекшиеся Якубовичем по его приезде в Петербург, Рылеев и Александр Бестужев приучили его к мысли, что он будет военным вождем грядущего восстания. «Якубович обещал увлечь Измайловский полк, а мы, признаемся, полагали на его красноречие и фигуру большую надежду». Позже, на следствии, тот же Александр Бестужев скажет: «Начальником войск избран был Трубецкой, хотя и думал быть им несколько времени Якубович». В этой фразе спрессована драма Якубовича. И не только Якубовича.

Приезд Трубецкого и выборы его диктатором отодвинули «храброго кавказца» на второй план. Если бы ситуация была сомнительной, Якубович без особых терзаний отошел бы от общества. Но после 9 декабря победа заговорщиков представлялась весьма реальной. И Якубович видел, что он упускает возможность войти в историю как вождь победоносного восстания и освободитель России. Лавры Риего — ни больше ни меньше…