Александр Гваньини - Описание Московии

Знаменитые и славные мужи Осип Щербатый и Георгий Барятинский исполняли обязанности воевод; когда они были посланы для защиты и наблюдения за крепостью Суза, то были перехвачены воинственным предводителем литовского войска, римским князем, и его войском. В этом сражении было побито множество московитов, и среди других были взяты в плен эти два выдающихся мужа, которые впоследствии вернулись благодаря обмену пленных. Как только они прибыли в Московию, они были радостно приняты великим князем и приглашены к его столу. Когда пир был окончен, он наградил их пышными и дорогими подарками: дал каждому из них шелковую одежду, подбитую редкостными и чрезвычайно изящными собольими шкурками и дал также каждому дорогие белые шапки. Среди прочего, о чем он с ними толковал, он поинтересовался, что делается в Польше и Литве. Осип рассказал о том, что видел и понял, ясно и добросовестно, а Георгий Барятинский, наоборот, распространялся о том, что, по его мнению, будет приятно великому князю, угождая ему и льстя; но это совершенно не соответствовало истине и было вздорным. И между прочим он осмелился сказать: «Достославный и непобедимый цезарь московитов! Знай, что когда король польский слышит, что твои воины уже находятся на границах и там свирепствуют, охваченный сильнейшим страхом, ищет убежища и укромного места». Великий князь тотчас понял, что его обманывают, и спросил: «В самом деле король польский меня боится?» Тот ответил, не колеблясь: «Светлейший князь, дело обстоит именно так, и если огромное войско твое обрушится на Литву, то он не так самонадеян, чтобы пожелать вступить с тобою в сражение: он убежит подальше, в надежную крепость, и не посмеет равняться с тобой ни силами, ни крепостями. И, наконец, он никогда не сможет выдержать сил и натиска твоего войска: он тотчас уступит и обратится в бегство». Великий князь понял, что все это выдумки и что речь свою тот измыслил и составил, чтобы снискать его милость и благоволение. Проклиная льстеца и легкомысленного человека, он стал качать головой, говоря: «Несчастный король, жалкий король, жаль мне тебя, что ты меня так боишься! Такой страх я на тебя навожу, что даже при упоминании обо мне ты помышляешь о бегстве, когда я приду в Литву». Сказав так, он обратился к Барятинскому с такой бранной речью: «Вероломный ты негодяй! Мне совершенно понятно твое вероломство и лживость». И стал он своей палкой бить его по голове, по спине и по всему телу, ничуть не жалея дорогое платье, в которое тот был одет. Несчастный Барятинский крутился туда и сюда и кричал: «О светлейший государь, да сохранит тебя Бог в полном благополучии! Мне приятно, что ты меня наказываешь, так мне и надо, человеку темному и низкому. Никогда бы мне не вырваться из плена, если бы не ты. Как только я освободился от литовских оков, так сейчас же устремился к тебе». Но великий князь не переставал жестоко истязать этого человека, то и crudelis tractare: saepius repetens haec verba, о perfide et scelerate te esse turpissimum et mendacem adulatorem novi. Quare sic est ab eo tam diu verberatus, donec suum baculum Princeps confregerit in minutissimas partes.

QUALIS SIT RELIQIO ET PIETAS Magni Ducis Moscoviae

Quando Magnus Dux in suum palatium Alexandrowa, olim antequam pulcherrime extrueretur, Slobodam dictum, venire solet animi recreandi gratia, tum ibi quandam novam religionem simulare solet et effingere. Primum se novo quodam Monachi nigri vestitu induit, cujus etiam imitatores sunt omnes ejus aulici, simul eodem vestitu jam parato utentes. Satellites vero illius armati adsunt, qui ad omnia officia prompti paratique sunt. Ille autem Magnus Dux ita vestitus cum suis aulicis ingreditur fanum, ad preces matutinas, et alias ceremonias peragendas, quibus utuntur Rutheni. Sunt autem succincti loro, cui adjunctus cultellus, manibus tenentes lucernam, in qua est accensa candela: quod si aliquis aulicorum refugerit uti hoc vestitu et ceremonia, gravissime caeditur virgis a satellitibus Principis. Hosce omnes vocat Princeps fratres, et se eodem nomine appellari jubet, haec est sancta aulicorum Moscovitarum fraternitas. At cum jam est tempus prandii, porrigitur cibus, Magno Duci primum, quem habet in sua cistella, tanquam primario fratri, et sic deinceps reliqui fratres ex suis cistellis accipiunt suum cibum: Quod ad potum, singulis datur ad certam mensuram. Tandem absoluto prandio, omnes cum suis cultellis et cistellis se recipiunt in suas cellulas. Nam hoc palatium est aedificatum plane in formam Monasterii. Quare cum secundum suum ritum absolvit: Magnus Dux suas preces et horas Canonicas: tanquam major natu frater egreditur ex illo Coenobio, ac jubet aliquot captivos, jam morti destinatos produci ex carceribus, ibi omnes variis mortis generibus afficiuntur: alii ad palum et rotam alligantur, alii securi percutiuntur, alii suspenduntur: alii miserrime cruciantur, et frustulatim dissecantur: denique multi aquis obruuntur. Ita quamdiu ibi degit, singulis diebus decem aut viginti insentes ab eo suppliciis gravissimis tolluntur e medio: ita ut prae foetore cadaverum illae nemo incedere possit. En fructus religionis Magni Principis Moscorum: sic suam religionem sanctificat. Et quia patrem sequitur sua proles, ille Magnus Dux filium habet sibi suisque truculentissimis moribus persimilem. Nam ille voluptatis gratia solet per illa mortua corpora obambulare, illa calcando, et baculo suo capita iliorum confringit, vel in illorum cerebra aciem baculi ferrati infigit, inquiens: vos о scelerati insurrexeratis in vestrum Imperatorem ac Principem, et me etiam.

Quotiescunque Magnus Dux ad illud palatium Alexandrowa, aliquem ex suis invitat Consiliariis, nemo est illorum qui non credat se ad praesentem mortem accersi, nec unquam inde domum incolumem reversurum, idcirco discessurus, primum domi suae disponit, ac uxori et liberis valedicit, et дело повторяя: «Ах ты, вероломный негодяй! Ведь я знал, что ты бесстыжий и лживый льстец». И бил его государь до тех пор, пока не сломал свою палку на мелкие кусочки.