Лутц Нитхаммер - Вопросы к немецкой памяти. Статьи по устной истории

«Вообще это роковое для Германии обстоятельство, – пишет одному своему другу в 1946 году 70-летний Конрад Аденауэр, – что повсюду на руководящие посты приходится идти старшему поколению. Среднее поколение почти целиком отпадает, потому что было в партии. Младшее поколение ничего не соображает – ни в политике, ни во всем остальном. Его надо полностью перевоспитывать…» {31} Оценка, несомненно, в целом правильная применительно к буржуазии, но и применительно к рурскому рабочему классу, среднее поколение которого по большей части в партии не было, ее тоже нельзя назвать неверной. Ведь значительная доля представителей этих двух поколений в момент окончания войны или находилась за пределами Рурской области, или они были изувечены, дезориентированы, заняты лишь тем, чтоб выжить. Те же, кто еще до прихода фашизма выбрали иную политическую позицию, но несмотря на это уцелели, вынуждены были взять на себя лидерство, однако их позиции мало что значили для женщин, мобилизовавшихся во время войны, и для молодежи с ее фронтовым опытом. Попытка организовать по месту жительства и работы комитеты для коллективного преодоления послевоенных проблем заключала в себе надежду, что в рамках коллективной политической практики удастся интегрировать то, что довелось пережить младшему и среднему поколениям, в общий процесс переработки опыта и таким образом создать интерпретативную связку между будущим и прошлым {32}. Но потом оккупационные власти держав-победительниц и старые элиты «другой Германии» совместно повернули страну назад в сторону политики институций и крупных организаций, а этот путь для большинства не означал призыва к совместной, публичной и привязанной к практике переработке опыта. Их воспоминания остались их личным делом.

Примечания

За критическое чтение одной из более ранних версий этой статьи и за рекомендации по ее усовершенствованию я, помимо членов проекта, благодарю: Франца Брюггемайера, Дитера Фридрихса, Ингрид Кляре, Ютту Пирштат, Ханса-Георга Зеффнера и, прежде всего, Додо Вирлинг.

{1} Показательно, что в проблематике исследований ведущего западногерманского специалиста по Второй мировой войне социальный и культурный аспекты войны вообще не фигурируют. См.: Hillgrub er A. Endlich genug über Nationalsozialismus und Zweiten Weltkrieg? Düsseldorf, 1982. S. 57ff.; это же было характерно уже для более ранней работы: Probleme des Zweiten Weltkrieges / Hg. von A. Hillgruber. Köln; Berlin, 1967. Даже там, где социальноисторические проблемы войны затрагиваются (чего нельзя не поставить авторам в заслугу), такие аспекты, как история опыта и история действия остаются почти без рассмотрения. См.: Zweiter Weltkrieg und sozialer Wandel / Hg. von W. Dlugoborski. Göttingen, 1981; или применительно по крайней мере к Германии: Marwick A. War and Social Change in the Twentieth Century. London; Basingstoke, 1978. Интересные моменты в этом плане можно найти в книге: Steinert M.G. Hitlers Krieg und die Deutschen, Stimmung und Haltung der deutschen Bevölkerung im Zweiten Weltkrieg. Düsseldorf, 1970.

{2} О Второй мировой войне нет книги, подобной: Kriegserlebnis: Der Erste Weltkrieg in der literarischen Gestaltung und symbolischen Bedeutung der Nationen / Hg. von K. Vondung. Göttingen, 1980.

{3} Если в дальнейшем будет идти речь о «рабочем классе», то это понятие будет использоваться без теоретической нагрузки, просто как собирательное обозначение мужчин, женщин и детей из числа рабочих и служащих. Минимальная информация об особенностях Рурского бассейна в годы Второй мировой войны содержится, в частности, в книге: Pietsch H. Militärregierung, Bürokratie und Sozialisierung. Duisburg, 1978. S. 16ff.; Seebold G.-H Ein Stahlkonzern im Dritten Reich. Wuppertal, 1981. S. 159ff.

{4} См. публикацию источников с информативным введением: Das andere Gesicht des Krieges. Deutsche Feldpostbriefe, 1939–1945 / Hg. von O. Buchbender, R. Sterz. München, 1982.

{5} См.: Pfeifer J. Der deutsche Kriegsroman, 1945–1960. Königstein, 1981 (с библиографией по теме).

{6} Такие попытки – разной степени успешности – предпринимались прежде всего в англосаксонских странах, например: Lidz R. Many Kinds of Courage: An Oral History of World War II. N.Y., 1980; Lucas J. War on the Eastern Front, 1941–1945: The German Soldier in Russia. N.Y., 1980; Baker M. NAM: The Vietnam War in the Words of the Men and Women who Fought there. West Caldwell, N.J., 1981; Fräser R. Blood of Spain: An Oral History of the Spanish Civil War. N.Y.; Harmondsworth, 1981.

{7} Сначала я сформировал две возрастные группы: первые пять респондентов родились между 1912 и 1918 годами, т. е. это «военные дети», которые в 1933 году были уже взрослыми, хотя и молодыми людьми, а в 1945-м им между 27 и 33 годами. Они здесь представляют те возрастные когорты, которые на производстве и в армии образовывали костяк младшего начальствующего состава в годы Второй мировой войны; их важнейшие впечатления, связанные с социализацией, пришлись на период до 1933 года, и потому для них время национал-социализма не характеризовалось такой безальтернативностью, как для более младших поколений. Другие пять респондентов родились между 1924 (трое) и 1929 годами. Они ходили в национал-социалистическую школу, и к концу войны им было от 16 до 21 года. Они здесь представляют так называемое скептическое поколение, которое приобрело свой главный политический опыт, как правило, на войне или благодаря ей. Из десяти респондентов пятеро происходят из католических семей, трое из националистических или национал-социалистических, один из коммунистической и один из социал-демократической; их собственное политическое развитие во всех случаях, кроме одного (в котором человек сохранил свою католическую и политическую ориентацию), совершило крутой поворот: двое открыто говорят «Без меня!», один в 1950-е годы был активным членом компартии, одна ориентировалась на СвДП, которая пользовалась тогда дурной славой пронацистской партии, а пятеро рано или поздно пришли к СДПГ. Двое из социал-демократов, коммунист и сторонница свободных демократов во время войны были более или менее убежденными нацистами. Таким образом, в обеих группах очень хорошо представлен политический спектр населения Рурской области – только, может быть, трансформация взглядов слишком ярко выражена. Почти все опрошенные происходят из рабочих семей: из их отцов шестеро были горняками, один – монтером на шахте, один – рабочим-металлистом, еще один тоже сначала был рабочим-металлистом, потом стал мастером, поднялся до чиновника, а потом снова опустился, став продавцом газет; из матерей одна была учительницей. Восемь опрошенных закончили народную школу, одна сверх того еще дополнительный класс для подготовки выпускников народных школ к экзамену на аттестат зрелости; двое получили аттестат о среднем образовании. Кроме одной респондентки, которая работала в разных местах прислугой, все прошли профессиональное обучение: пятеро по рабочим специальностям (два шахтера, два металлиста, один электрик), четверо стали служащими (трое в конторах, одна в торговле). Одна женщина осталась домохозяйкой и вышла замуж за рабочего; один металлист остался металлистом; один шахтер после угольного кризиса стал владельцем небольшой фирмы грузоперевозок; еще один металлист уже много лет заседает в органе рабочего представительства у себя на предприятии в качестве освобожденного функционера. Двое рабочих стали конторскими служащими низшего и среднего звена. Один служащий дорос до руководящей должности, другая так и осталась в конторских служащих, еще одна стала домохозяйкой (женой служащего), а четвертая, пробыв довольно долго домохозяйкой (женой горняка), прошла переподготовку и заняла руководящую должность на среднем уровне обслуживающего персонала в больнице.