Сергей Полехов - Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

Что же произошло тогда в Великом княжестве Литовском? Ответ на этот вопрос во многом прояснил бы сам феномен этого государства в эпоху столь решительных перемен, как крещение литовцев и жомойтов по католическому обряду и сопутствующие изменения межконфессиональных взаимоотношений, утверждение письменной культуры, политическая централизация и модернизация управления, возникновение институционального великокняжеского двора, канцелярии, «протопарламентских» структур, начало массовой раздачи земель за службу и складывания крупного землевладения, введение первых сословных привилегий, — одним словом, перемен, которые в перспективе сформировали специфику Великого княжества Литовского.

Один из ключевых вопросов в этой связи состоит в том, как жители обширных периферийных регионов, прежде всего литовской Руси [5] Следует сказать о географических понятиях с прилагательным «литовский», используемых в данной книге. На ее страницах неоднократно встречается термин «литовская Русь». Так именуется вся совокупность русских земель Великого княжества Литовского. По мнению М. К. Любавского, Русью «в особом, частном смысле» в Великом княжестве Литовском именовались «волости, расположенные по среднему Днепру и его притокам: Сожу, Березине и нижней Припяти» (Любавский М. К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания Первого Литовского статута. М., 1892. С. 12–15). Эту теорию подхватил польский ученый В. Каменецкий. Однако еще сто лет назад Оскар Халецкий в своем блестящем исследовании показал, что «литовской Русью» в соответствии с терминологией источников правомерно называть все русские земли Великого княжества Литовского (Halecki О. Litwa, Rus iŽmudž jako częšci skladowe Wielkiego Ksiçstwa Litewskiego // RAU. T. 59. (Ser. 2. T. 34.) Krakow, 1916. S. 14–17). В свою очередь, «Литовской землей» в этой книге именуется историческое ядро государства, ныне поделенное между Восточной Литвой и Западной Белоруссией, за которым в историографии закрепились специальные названия — латинское Lithuania propria , польское Litwa wtasciwa , литовское tikroji Lietuva . M. К. Любавский называл эту область «Литовской землей» или «Литвой в тесном смысле». , воспринимали это государство и его правителя, как для них «чужое» становилось «своим». Историки связывали этот процесс прежде всего с распространением новшеств, которые пришли в Литовское государство благодаря унии с Польшей, — привилегий, оформивших шляхетское сословие, и «магдебургской» модели городского самоуправления, а также с вхождением русской знати в правящую элиту государства [6]. Конфликт же, разгоревшийся после смерти Витовта, историки ХІХ–ХХ вв. объясняли в полном соответствии с духом своего времени — эпохи формирования наций как сообществ равноправных граждан с присущими им политическими институтами и средствами коммуникации, эпохи перекройки политических и этнических границ Европы. На страницах их работ война двух «великих князей литовских» за виленский престол в 1432–1438 гг. нередко представала конфликтом между Русью, с одной стороны, и Литвой и Польшей — с другой, между двумя цивилизациями — русской православной и европейской католической, предтечей межконфессиональных столкновений Нового времени, свидетельством глубокой внутренней противоречивости и нежизнеспособности ВКЛ. Под стать этой модели историки охотно «подсказывали» политикам прошлого (вернее, их бесплотным теням), что им нужно было делать, чтобы все-таки избежать подобного развития событий: одни советовали бросить все силы на борьбу против немцев за воссоединение братских балтийских народов, другие — сделать единственно правильный выбор в пользу православного крещения Литвы и союза с Москвой (или по меньшей мере уравнять православных в правах с католиками), третьи же объясняли, что разрешить вековые проблемы Литве под силу лишь в тесном союзе с Польшей, бастионом европейской цивилизации на Востоке…

Всё это, однако, были попытки объяснить прошлое с позиций современности, и далеко не всегда они опирались на специальные исследования. Достаточно сказать, что классический труд Анатоля Левицкого, до сих пор не утративший своего научного значения, был посвящен внешнеполитической стороне событий в ВКЛ в 30-е годы XV в., «эпизоду из истории унии Литвы с Короной», как констатировал сам автор в подзаголовке книги, и на заключительных ее страницах он вынужден был растерянно признать, что «внутренняя история Литвы известна еще мало». В больших трудах Матвея Кузьмича Любавского, Михаила Сергеевича Грушевского, Оскара Халецкого, Людвика Колянковского и других династическая война оставалась эпизодом, которому каждый автор находил объяснение в рамках собственной концепции. И нередко этот эпизод повисал в воздухе. Почему в результате войны государство не прекратило своего существования, не распалось и вышло из нее с минимальными территориальными потерями в пользу соседей — это либо оставалось вовсе неясным, либо же объяснялось малоубедительно. Необходимо было специально изучить период, когда источники впервые позволяют составить представление об обществе русских земель Великого княжества Литовского как о самостоятельно действующем субъекте, а не объекте политики правителей этого государства.