Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

При этом какого-то серьезного антифранцузского чувства никто из этих отважных молодых людей не испытывал, впрочем, как и подавляющее большинство дворянства. Уже упомянутый Жихарев написал 3 (15) декабря 1805 г. в своем дневнике: «А между тем, пока мы деремся с заграничными французами, здешние французы ломают разные комедии и потешают Москву как ни в чем не бывало. Никогда французский театр не видал у себя столько посетителей, сколько съехалось в сегодняшний бенефис мадам Сериньп и мсье Роз. Правда, что театр невелик, но зато был набит битком; давали трехактную комедию «Les Conjectures ou le Faiseur des Nouvelles»» 35.

Наконец, наиболее образованные слои дворянства, подобно Пьеру Безухову, смотрели на войну с непониманием. Уже упоминавшийся выдающийся русский историк и публицист Н.М. Карамзин написал тогда слова, которые Толстой, немного переработав, и вложил в уста своего героя: «Россия привела в движение все силы свои, чтобы помогать Англии и Вене, т.е. служить им орудием в их злобе на Францию без всякой особенной для себя выгоды... Что будет далее — известно богу, но людям известны соделанные нами политические ошибки, но люди говорят: для чего граф Морков сердил Бонапарте в Париже? Для чего мы легкомысленно войною навлекли отдаленные тучи на Россию?» 36

Все приведенные выше цитаты (за исключением разве что Жаркевича) являются редкими свидетельствами непосредственно той эпохи, которые с трудом можно различить среди наслоений поздних мемуаров, где авторы не делают уже различия между тем, что говорили в 1805, 1807 или в 1812 г. Приведенные свидетельства полностью

подтверждаются донесениями французских агентов из Петербурга и Москвы, датируемыми летом 1805 г.

Вот что можно прочитать в одном из этих рапортов: «Все те, кто занимаются политикой или считают себя политиками, ищут мотивы, которые могли заставить императора Александра начать войну против Франции. Те, кто не принадлежат правительству, не могут найти ни одного и честно признаются, что усилия англичан, направленные на создание новой коалиции, заставят, очевидно, сделать новую глупость Санкт- Петербургский кабинет. Спрашивают себя, как можно было так быстро забыть Голландию и Италию (имеется в виду поведение англичан по отношению к русским войскам во время голландской экспедиции и австрийцев во время Итальянского похода 1799 г.)?.. Говорят, что Петербургскому кабинету столь же мало подходит заниматься делами Италии, как в Париже спрашивать о том, что делается на границах Персии и Грузии... Жители Москвы сожалеют о выступлении в поход московского гарнизона. Они не разделяют ослепления офицеров, считающих, что они идут прямо во Францию» 37.

Другое донесение говорит следующее: «В Москве открыто порицают войну, потому что не видят никакой причины для нее... В августе 1805 г. сюда приехали фельдмаршал Салтыков, гн. Трощинский и министр финансов Васильев — все члены Совета. Эти господа уехали из Петербурга под предлогом состояния здоровья или семейных дел, но говорят, что это из-за того, что они открыто выразились по поводу ненужности войны. С того момента как стало ясно, что война начнется, в Москве не скрывают недовольства: кто-то из патриотизма, а кто-то потому, что это помешает ему совершить путешествие в Париж... Париж для них первый город мира. Те, кто оттуда вернулись, дали желание другим совершить в свою очередь подобную поездку» 38.

В общем, можно с уверенностью сказать, что подобно тому, как это было в 1801 и в 1802 г., ничто не заставляло царя очертя голову броситься в водоворот кровопролитной войны — ни геополитические интересы, ни общественное мнение страны. Более того, ясно, что хотя результирующий вектор общественного мнения дворянских кругов этого периода определить сложно, но он все же, скорее, склонялся в сторону сохранения мира и проведения Россией независимой не только от Франции, но и от Англии внешней политики. Поэтому война 1805 г. была развязана исключительно по причине желания и комплексов, обуревавших одного человека — императора России Александра I.

В тот момент, когда тучи военной грозы уже собрались над континентом, Наполеон, еще не знавший, сколь далеко зашло создание третьей коалиции, заканчивал последние приготовления к проведению своей гигантской десантной операции. 3 августа 1805 г. он снова прибыл в Булонский лагерь, где была полностью собрана армия, нетерпеливо ожидавшая заветного часа.

К этому моменту все силы гребной флотилии и сухопутной армии были доведены до желаемой императором численности и находились в полной боевой готовности. К августу 1805 г. общее количество войск, собранных на побережье Ла-Манша, было доведено до 161 215 человек. Для их транспортировки было собрано 2 193 боевых и транспортных судна. Войска были распределены по десантным судам следующим образом: