Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

В августе 1800 г. источник из Петербурга сообщал: «Великодушное отношение французского правительства к русским военнопленным произвело самое благоприятное впечатление в Петербурге и вообще в России...

Русский художник написал картину, изображающую момент, когда Бонапарт устремился на мост у Лоди, чтобы во главе гренадер взять штурмом вражеские батареи*. Императрица купила картину за 600 рублей.

Официальные рапорты французского правительства, опубликованные в газете «Moniteur», теперь по приказу императора печатаются в Придворной газете, так что мы не хуже информированы о наступлении французской армии, чем в Париже.

Как кажется, французское правительство позволило вернуться во Францию многим эмигрантам. Павел I, которому сообщили об этом великодушии Первого консула, пораздумав немного, сказал: «Я, разумеется, не хочу, чтобы Первый консул изменил свое мнение по этому вопросу, однако боюсь, что у него с этими людьми выйдет, что и у меня. Они отплатят ему самой черной неблагодарностью*. Я очень желаю, чтобы ему не пришлось раскаиваться. Эмигранты опасны везде, где бы они ни находились, а во Франции в особенности».

Известно, что французское правительство ведет переговоры с нашим двором в Берлине. Господин Крюденер** часто видится с генералом Бернонвилем...

Англия выделила значительные суммы, чтобы склонить наш двор остаться в коалиции.

Но горе тому, кто осмелится предложить это...» 14

Разумеется, положительная, можно сказать восторженная, реакция Павла была бы невозможна, если бы речь шла исключительно об изысканных жестах со стороны Бонапарта. Результат был столь значительным, потому что демонстрации внимания легли на прочную базу сознания близости интересов России и Франции. Неудача «крестового похода» заставила русского императора сменить стержень своей внешней политики: от идеологических соображений перейти на более твердую почву геополитики. С другой стороны, необходимость любой ценой остановить революционную войну настоятельно требовала от правящих кругов Франции найти союзника. Только с помощью прочного союза можно было раз и навсегда примирить новую Францию с Европой.

И Бонапарт, и Павел в начале 1800 г. получили от своих ближайших помощников ряд недвусмысленных соображений на этот счет. Даже министр иностранных дел Талейран, который видел в перспективе для Франции возможность и необходимость сближения с Австрией, написал в знаменитой брошюре «Состояние Франции в конце VIII года»***: «Франция, возможно, единственное государство, у которого нет оснований опасаться России. У Франции нет никакой заинтересованности желать ослабления этой страны, никакой причины, чтобы не давать развития ее благосостоянию. Конечно, хотелось бы, чтобы Россия ограничила чрезмерный рост своего влияния и не повторяла более опыт активного участия в войне, которая со всех точек зрения не могла быть ей полезна. Но даже это пожелание совпадает с интересами могущества и процветания Российской империи... Улучшить отношения между Францией и Россией, сделать так, чтобы исчезли даже причины, даже случаи споров, очень просто, и Франция не должна быть ни придирчивой, ни требовательной, все, что она желает, равным образом будет полезно как России, так и ей... Русская империя может получить великолепный союз... она более не будет взирать на Францию с враждебностью и получит возможность поддерживать равновесие на севере Европы, в то время как Франция будет поддерживать это равновесие на юге. Согласие этих государств обеспечит стабильность всего мира» 15. Из пространной аргументации Талейран сделал вывод о приоритетах французской внешней политики. Они должны были быть следующими: «Война до победы и блокада Великобритании до тех пор, пока последняя будет безраздельно господствовать на морях. Война с Австрией, чтобы заключить с ней мир, а потом и союз. Договор с Россией, которая должна стать главным и естественным союзником Франции» 16.

* Как известно, Бонапарт устремился на штурм Аркольского моста, под Лоди он лишь отдал приказ к атаке, которую непосредственно возглавил Бертье. Ошибся либо художник, либо автор записки.

По окончании боевых действий в начале 1800 г. корпус Конде получил приказ следовать в Россию. Однако многие «кондейцы» не пожелали возвращаться к месту расквартирования, а сам герцог Энгиенский написал отцу: «Что касается меня, то, если мне велят возвратиться в Россию, я буду в отчаянии. Умереть для гражданской и военной жизни, умереть для всей остальной Европы — вот участь возвратившихся в Россию накануне всеобщего мира». Узнав об этих настроениях, оскорбленный в своих чувствах царь повелел исключить корпус с русской службы. Эмигрантов взяло на содержание английское правительство.