Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

Разумеется, императору сообщили о происходящем еще в первой половине дня. Он тотчас послал своего адъютанта, генерала Лемаруа, чтобы тот доложил об обстановке, а сам вынужден был заниматься политическими вопросами. Около полудня император принял графа Гаугвица, министра иностранных дел Пруссии, который несмотря на все свое старание ехать медленнее и прибыть на место событий уже после решающей развязки, оказался в штаб-квартире Наполеона еще до битвы. И Гаугвиц, и император понимали, что все решится через несколько дней, и поэтому беседа, о которой одни свидетели писали, что она была очень продолжительной, а другие — что очень короткой, в любом случае была лишь обменом вежливостями. Гаугвиц не посмел предъявить прусский ультиматум, а Наполеон сделал вид, что не знает, зачем к нему прибыл посланник. Император порекомендовал Гаугвицу отправиться в Вену и вести переговоры с министром иностранных дел Талейраном. Было понятно, что разговоры о дипломатии в этот день были не слишком уместны. Все должно было решиться на поле сражения.

Император покинул Брюнн и направился к аванпостам для того, чтобы лично выяснить обстановку. К этому моменту чуть ли не весь штаб Великой Армии собрался всего лишь в нескольких километрах к западу от передовых частей союзников у Раусница. Местом импровизированного сбора высшего командования стал домик, стоящий на обочине шоссе Брюнн — Ольмюц. Это здание, Позоржицкая почта, существует и поныне. Здесь, в «главном зале» — единственной большой комнате одноэтажного здания, расположился принц Мюрат со своим штабом. Посланный принцем адъютант предложил маршалу Сульту приехать на почту, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. А еще через некоторое время в «зал», где горел камин и склонились над картой Сульт и Мюрат, вошел маршал Ланн.

Сульт и Мюрат изложили отважному гасконцу ситуацию и объяснили, что единственным выходом из положения является отступление. Легендарный командир французской конницы и знаменитый начальник 4-го корпуса не испытывали страха под пулями и ядрами врага, зато часто трепетали в беседах с императором. Поэтому они любезно предложили изложить свои мысли маршалу Ланну, тем более что все знали, что последний был личным другом Наполеона. Прямолинейный и честный Ланн согласился и взялся за перо.

Едва только его рука вывела последние строчки письма, как хлопнула входная дверь и на пороге появился сам император. ««Ну что, господа, я вижу, вы себя здесь хорошо чувствуете», — были первые слова, которые он произнес. «Мы думаем как раз обратное. Я как раз писал Вашему Величеству, чтобы передать это». Император ничего не ответил, взял со стола письмо и молча его прочитал. «Как, — воскликнул он, закончив чтение, — Ланн советует отступление?! С ним такое случается в первый раз. А вы, маршал Сульт?» Сульт дипломатично ответил: «Как бы вы, Ваше Величество, ни употребили четвертый корпус, можете рассчитывать, что он будет всегда стоить двойного числа неприятеля»».

О том, как взорвался маршал Ланн, можно догадываться, зная его темпераментный и прямой характер: ««Я здесь всего только четверть часа, и знаю о положении только то, что эти господа мне сказали! На основе их утверждений сложилось мое мнение, и по их настоятельным просьбам я писал Вам; потому ответ маршала Сульта — это... идиотизм, которого я никак не ожидал, который я считаю за оскорбление и за который он мне заплатит!» Что касается императора, он, словно не обращая внимания на спор маршалов, расхаживал взад-вперед и, внезапно остановившись, сказал: «И я тоже считаю отступление необходимым » 22.

Так это было точно или нет, сказать сложно, но, по крайней мере, генерал Тьебо в своих мемуарах утверждает, что он слово в слово записал рассказ свидетеля этой сцены. В любом случае, именно в это время вечером 28 ноября император отдал приказ об отступлении корпуса Сульта за ручей Гольдбах примерно в 10 км к западу от позиций, которые он занимал первоначально. Одновременно Наполеон направил распоряжения корпусу Бернадотта, дивизиям Фриана и Газана, драгунским дивизиям Бурсье, Клейна и Буайе* срочно идти на соединение с главными силами.

В это же время на Позоржицкую почту приехал генерал Савари. Он сам с удивлением вспоминает, что его в темноте пропустили через линию французских аванпостов. Согласно строгим правилам несения караульной службы, никаких парламентеров, даже своих, ночью не пропускают. Савари был удивлен также тем, что он нашел императора и чуть ли не всех маршалов в домике, который располагался всего лишь в 600 туазах (1 200 м) от передовых французских постов! Но встретив Наполеона, его адъютант изумился еще больше. Побеседовав с Савари и прочитав письмо царя, император приказал генералу немедленно скакать обратно к русским и передать Александру, что он предлагает личную встречу завтра в полдень между фронтом воюющих сторон. Одновременно предлагалось заключить перемирие по этому поводу на 24 часа.