Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

Разумеется, труды великого Клаузевица появятся только после Наполеоновских войн. Через несколько лет после их завершения выдающийся немецкий теоретик с предельной ясностью сформулирует законы, которые правят г хаосе боевых действий. «Война — область недостоверного; три четверти тоге на чем строится действие на войне, лежит в тумане неизвестности... Война — область случайности; только в ней этой незнакомке отводится такой широкий простор, потому что нигде человеческая деятельность не соприкасается так ; ней всеми своими сторонами, как на войне; она увеличивает неопределенность обстановки и нарушает ход событий... Война — область физических усилий и страданий; чтобы не изнемочь под их бременем, нужны духовные и физические силы... делающие человека способным переносить испытания» 16.

Великие полководцы, такие, как Цезарь, Тюренн, Суворов, Наполеон, лей ствовали именно так и не читая Клаузевица. Эти принципы для них были врожденными подсознательными истинами. Подобно персонажу из комедии Мольера «Мещанин во дворянстве» господину Журдену, который «говорил прозой, сам того не зная», они действовали именно так, хотя и не сформулировали эти принципы теоретически. Действительно, на войне лучшими планами являются самые простые, а великим тактиком можно назвать не того, кто сочиняет хитроумные диспозиции, а того, кто, понимая специфику войны, принимает решения простые и ясные, умело оперируя моральными категориями, которые пронизывают всю ткань военных действий.

Диспозиция Шмидта полностью игнорировала моральные категории, быль чрезмерно сложной и совершенно не брала в расчет такие элементарные соображения, как возможные сбои в выступлении колонн, плохое качество дорог, трудность в отсутствии средств связи, подобных современным, управления разбросанными отрядами. Что касается Кутузова, можно не сомневаться, что не он составил этот странный, не учитывающий реалий, план. Однако он был главнокомандующим, за ним оставалось окончательное решение. Он мог отбросить этот план и принять другой. Но Михаил Илларионович, будучи блистательным политиком и великолепным стратегом, был, судя по всему, неважным тактиком. То ли полагаясь на таланты Шмидта, то ли из желания дипломатично отдать первенство в исполнении удачного боя австрийскому генералу, он принял к исполнению несуразную диспозицию...

Ночь на 11 ноября для русских и французских солдат была тяжелой. «Мы расположились в долине уже впотьмах, — рассказывает в своем дневнике полковник Таландье, тогда унтер-офицер 4-го легкого полка. — Снег покрывал землю, холод пронизывал нас насквозь. Мы использовали жерди, которыми подпирают виноградные лозы, для того чтобы развести бивачные огни. Эта ночь... была столь же длинной, как и тяжелой. Мы с нетерпением ждали рассвета. Неприятель располагался недалеко от нас. Он оставался на своих позициях, не производя против нас никаких наступательных действий. Мы видели только малое количество бивачных огней среди гор и холмов» 17.

Как уже отмечалось, около семи часов утра, с рассветом отряд Милорадовича двинулся вперед. Он наступал двумя колоннами: одна шла по склонам гор, другая — по дороге вдоль Дуная. Очень скоро русские и французские передовые части столкнулись. Русские егеря и французская легкая пехота завязали перестрелку, а часть русской пехоты с ходу ворвалась в деревню Унтер-Лойбен. Французы были наготове, и вокруг деревни закипел отчаянный стрелковый бой.

О том, насколько участникам боя сложно объективно оценивать соотношение сил, говорит фраза из мемуаров Федора Глинки, который находился в рядах отряда Милорадовича: «Чем более продвигались мы вперед, тем явственнее открывались великие силы (!) неприятеля. Длинные гряды скал и гребни гор унизаны были его пехотой и спешившеюся конницей, лучи восходящего солнца играли на светлом оружии гордо на высотах стоящих строев» 18.

Этими «великими силами» была первая бригада дивизии Газана: 4-й легкий и 100-й линейный полки (см.приложение). Два батальона 4-го легкого завязали бой с русскими частями на склонах гор, а один двинулся прямо на деревню. 100-й полк шел за ними позади. В то время когда русские войска попытались выйти из деревни и развернуться, солдаты 4го легкого ринулись на них в штыки. На этот раз в отличие от предыдущих арьергардных столкновений бой был отчаянным. Русские дрались с подъемом, потому что впервые в ходе этой войны перешли в наступление, французы — потому что их одушевляли одержанные успехи. 4-му легкому удалось выбить русских пехотинцев из Унтер-Лойбена. Таландье так объясняет успех французской контратаки: «Русских стесняли их длинные шинели и их медленные движения давали нам большое преимущество. В результате мы одержали успех благодаря их неуклюжести и нашей стремительной атаке» 19.