Вадим Нестеров - Жизнь примечательных людей. Книга первая

Художник Николай Сверчков, кстати, достоин отдельного внимания. В конце XIX века этот никогда не учившийся самоучка, выросший в придворных конюшнях (его отец был старшим конюхом) был знаменит не хуже Айвазовского. Вот только Иван Константинович был маринистом, а Николай Егорович — иппологистом, проще говоря, художником-"лошадником".

Никто лучше него не мог писать этих древних друзей человека. За свои картины этот талантливый дилетант получил звания профессора и академика. Французский император Наполеон III, коллекционировавший работы Сверчкова, наградил художника орденом Почетного легиона, а российская венценосная семья постоянно заказывала ему портреты высочайших особ. С Айвазовским его роднит и "писучесть" — только в фондах Музея коневодства хранится порядка 450 его картин. Представленные в этом тексте иллюстрации — капля в море.

Глядя на его работы, понимаешь, столь разветвленной и богатой была утраченная "лошадиная культура". У людей на почве коллекционирования, разведения и изучения лошадей натурально сносило крышу и они всю жизнь были готовы положить на этих четвероногих. Последние деньги спускались на то, чтобы приобрести или хотя бы арендовать какого-нибудь знаменитого производителя и улучшить породу в своем табуне.

Знаменитых коней эти фанатики именовали как императоров — "с номерами" и часами цокали над какой-нибудь "Кабалой IV" или "Барсом VI". Некоторые лошадки были без преувеличения властителями дум тогдашней России. Так, непревзойденный Крепыш, чья слава превзошла даже славу его великого деда Летучего, без всякой иронии именовался "лошадью столетия" и "национальной гордостью России". Еще бы — этот представитель породы "орловская рысистая" установил 13 мировых рекордов в беге на все дистанции, и после его смерти фанаты поставили ему самый натуральный памятник.

Самым известным из этих сумасшедших был, бесспорно, граф Алексей Орлов-Чесменский. Колоритнейший из пятерых братьев Орловых, "делатель императриц", силач и флотоводец пустил на лошадей едва ли не все богатства, полученные от благодарной Екатерины. Правда, и вернул свое с лихвой — вывел две знаменитейшие породы, "орловскую рысистую" и "орловскую верховую". Скульптура с изображением родоначальника "рысистой", Барса Первого, до революции вручалась победителю главных скачек страны. Любопытно что лепили скульптуру с Лебедя Четвертого, прапраправнука легендарного коня.

Впрочем, что там скульптура? Покажите мне хоть один вид искусства, где бы обошлось без лошадей. "Холстомера" помните? Эта повесть Льва Толстого, как выясняется, вызвала к жизни не только самый великий спектакль Товстоногова и мюзикл, добравшийся даже до Бродвея. Как выясняется, прототипом знаменитого мерина был рысак Мужик I, за свой ход и прозванный "Холстомером", однако его пегая масть была признанна вредной для породы, за что конь и был кастрирован. Тот самый Сверчков, оказывается, восхитившись текстом Толстого, по зову сердца написал диптих "Холстомер в молодости" и "Холстомер в старости", и подарил картины писателю. Сейчас они хранятся в Музее Л. Н. Толстого в Москве.

Лошади, кони, кобылки, жеребята… Стрелецкие, орловские, першероны…

"А по ночам мне снится конь, ко мне подходит рыжий конь…"

Жил на свете такой Дубровский. Нет, не тот, который "спокойно, Маша!", а другой, Пётр Петрович.

Работал Пётр Петрович Дубровский секретарём-переводчиком посольства России во Франции аккурат во время Великой французской революции, и была у него одна, но пламенная страсть.

Наутро после знаменитого взятия Бастилии во дворе бывшей тюрьмы никого не было — восставший народ успел не только одержать победу, выпустить заключенных, отпраздновать победу (потанцевав, ага) но и даже разойтись — ведь делать там больше было нечего.

Но одинокий человек, копошившийся ранним утром во дворе Бастилии, придерживался другого мнения. Это был Дубровский. Он собирал во дворе и рвах листки из развороченного накануне архива Бастилии.

Да, Дубровский был страстным коллекционером рукописей. И в буре Великой Революции он занимался тем, что скупал выбрасываемые восставшей чернью старые рукописи — не только бастильские, но из разоряемых древних монастырей вроде цистерцианского монастыря в Париже Сент-Антуан де Шан или Сен-Жерменского монастыря.

В общем, после отставки в Россию он привез около 400 древних западноевропейских рукописей и миниатюр, 94 восточных (на 15 языках) и около 50 славянских. А потом подарил свою коллекцию Александру I. Император поблагодарил и распорядился передать ее в Императорскую публичную библиотеку. Именно коллекция Дубровского и стала основой отдела европейских древних рукописей библиотеки, а сам собиратель получил щедрую компенсацию (единовременную субсидию в 15.000 р. и пожизненную пенсию в 3,000 рублей ежегодно) и место хранителя новообразованного отдела.