Вадим Нестеров - Жизнь примечательных людей. Книга вторая

Доставить письмо взялся знаменитый Олеко Дундич. Этот человек был во время Гражданской войны настоящей легендой, а его биография достойна авантюрного фильма.

Хорват по национальности, Тома Дундич (в России он называл себя «Иваном», а «Олеко» употребляется исключительно в литературе), родился в Далмации. 12 лет от роду эмигрировал в Южную Америку, где четыре года был ковбоем в Аргентине и Бразилии.

Потом вернулся на родину, в 1914 году был призван рядовым в австро-венгерскую армию, попал в плен к русским, позже добровольно вступил в созданный русскими из пленных «братушек» Сербский добровольческий корпус.

Сразу же после революции — в Красной гвардии. Прошел всю Гражданскую войну, во время которой прославился по обе линии фронта невероятной храбростью и удачливостью. Погиб в бою под Ровно в 1920 г.

Но до этого было еще далеко, а пока «красный Дундич», переодевшись в форму белого офицера, едет в занятый белыми казаками Воронеж. Подобный трюк, кстати, он проделывал не единожды — хорошая выправка, знание иностранных языков и отменные манеры делали этого крестьянского сына неотличимым от отпрысков дворянских семей. Вот как описывает эту операцию сам Семен Буденный в мемуарах «Пройденный путь»:

«В Воронеж с письмом генералу Шкуро Дундич, переодевшись в форму белогвардейского офицера, поехал вечером. Он благополучно добрался до штаба Шкуро, передал письмо дежурному офицеру, а затем объездил весь город, изучая систему обороны противника. Но это относительно спокойное путешествие не могло удовлетворить Дундича. Он вернулся к штабу Шкуро и запустил в окно две ручные гранаты. Началась невообразимая паника. Белогвардейцы мчались со всех сторон ловить диверсанта. А "диверсант" в офицерской форме носился среди белых и во все горло кричал: "Лови! Держи!"

Наконец Дундичу надоело гоняться самому за собой. Он подскакал к участку обороны противника, занимаемому буржуазными ополченцами, и закричал: "Это вы, грибы титулованные, пропустили красных диверсантов! А ну посторонись, вороны!" И растерявшиеся добровольцы пропустили "сердитое благородие".

Однажды в самом начале XVIII века придворному церемониймейстеру императорского дворца дали в подчинение провинциального лорда. И тот "колхозника" невзлюбил. Постоянно придирался, глумился, вымогал деньги и подарки и однажды довел насмешками до того, что "деревенщина" бросился на него с мечом.

Но все, что сумел сделать — это рассечь церемониймейстеру кожу на лбу. Преступника немедленно повязали, столь же быстро осудили к смертной казни, замок конфисковали, а вассалов выгнали на улицу.

Поскольку дело происходило в Японии, все выставленные на мороз пополнили собой ряды ронинов — самураев, оставшихся без хозяина. Большинство с этим смирилось, но 47 ронинов, встретившись, дали клятву отомстить за хозяина.

Чтобы никто не догадался, они разбрелись по всей стране, но каждый делал свою часть работы. Один из них, например, даже женился на дочери строителя замка церемониймейстера, чтобы раздобыть план строения. Только главный из них, чтобы усыпить подозрения, развелся с женой и месяцами бухал как не в себя, пропив даже свою катану. Дело дошло до того, что один из старых друзей, встретив опустившегося алкаша, валяющегося в грязи, пнул ногой и плюнул на него в знак презрения.

Церемониймейстер, до которого слухи, конечно же, доходили, успокоился. А зря.

А через год с небольшим сорок семь ронинов вновь встретились. Отправили соседям записки следующего содержания:

«Мы, ронины, состоявшие прежде на службе у Асано Такуми-но-Ками, собираемся этой ночью ворваться во дворец Кира Кодзукэ-но — Сукэ, чтобы отомстить за нашего господина. Мы не ночные грабители и не хулиганы и не причиним вреда соседним домам. Просим вас не беспокоиться».

После чего взяли штурмом дом церемониймейстера, вырезав шестнадцать и ранив более двадцати человек. Потом нашли главгада, отрезали ему голову и положили на могилу своего почившего лорда.

После чего сдались властям.

Все 47 были приговорены к смерти (старшему из налетчиков было 76 лет, младшему — 15), но в знак уважения к их доблести и чести им было разрешено самим сделать себе харакири. Чем все и воспользовались, вскрыв себе короткими мечами животы.

За одним исключением — младшего сегун помиловал, отправив гонцом к родственникам покойного с посылкой, которую он и вручил по описи под расписку: « …выдается голова — 1 штука, бумажная упаковка для головы — 1 штука… ».