Георгий Бердников - Том 7. Литература второй половины XIX в.

В «Народных рассказах» отразились со всеми их противоречиями идеи, в которых он утвердился в итоге перелома. Картины народной нужды и бесправия, обличение эгоизма и стяжательства сочетались в них с проповедью деятельного добра, а вместе с тем — и всепрощения, и покорности судьбе. Принцип непротивления злу доводится здесь почти до абсурда: народ, подвергшийся военному нападению, не оказывает никакого отпора захватчикам, и те мирно уходят. Вместе с тем плебейская трудовая мораль, неприязнь к бездельникам облечена в выразительный афоризм: «У кого мозоли на руках — полезай за стол, а у кого нет — тому объедки».

Примечательна международная судьба этих рассказов. В ряде стран Востока — Индии, Китае, Иране — знакомство читателей с творчеством Толстого началось именно с публикации произведений из этого цикла. Очень высоко оценили их и почитатели гения Толстого на Западе. Генрих Манн разглядел в рассказе «Много ли человеку земли нужно» скрытый революционный заряд: «Это притча такой ударной силы, такой беспощадности, что ее мог бы придумать сам Иисус Христос, чтобы показать всю тщету собственности».

В повести «Смерть Ивана Ильича» (1886) впервые ярко сказались те черты реализма Толстого, которые характерны для его произведений на темы современности, созданных или опубликованных им после перелома (включая и «Отец Сергий», повести «Холстомер», «Хозяин и работник», рассказ «После бала»). Психологическое ясновидение, глубинное исследование человеческой души в ее противоречиях и развитии — все это сохранилось. Но возникли новые социально — критические акценты, новая прямота выражения авторской мысли, побуждавшая Толстого заострять контрасты, будь то между «верхами» и «низами» общества, будь то между видимостью человека и его сущностью. И более прямой, более обнаженной стала связь между изображением жизни «как она есть» и постановкой кардинальных философских вопросов — о назначении человека, о жизни и смерти.

Иван Ильич Головин (отдаленно напоминающий Каренина) — человек от природы вовсе не злой и совсем не глупый. Но его жизнь благонамеренного судейского чиновника была «жизнь самая простая и обыкновенная и самая ужасная». Он привык и в суде, и дома находиться в атмосфере лжи и встречать в ответ подобное же притворство окружающих. И лишь накануне смерти к нему приходит прозрение, понимание, что вся его прошедшая жизнь была «не то». Мужик Герасим, исполняющий при Иване Ильиче обязанности сиделки, — единственный человек, с чьей стороны больной видит искреннее сочувствие и доброту.

Подчеркивая массовидность, банальность личности и судьбы Ивана Ильича, его сходство с другими людьми той же среды, автор не снимает со своего героя нравственной ответственности за совершенные им недобрые и неблагородные поступки. Но психологическое самораскрытие умирающего, пробудившаяся в нем способность к самокритике как бы возвышают его и над средой, и над собственным прошлым. Понятно то сильное впечатление, которое произвела эта повесть на мыслящих читателей, и не только в России.

Еще большую общественную сенсацию вызвала повесть «Крейцерова соната» (1890), которая — еще до того как завершились ее цензурные мытарства — широко разошлась в списках и литографированных изданиях, была переведена на ряд иностранных языков. Реализм Толстого приобретает здесь неожиданный отпечаток крайней суровости, можно даже сказать — жесткости. Исповедь Позднышева, состоятельного человека, убившего жену в припадке дикой ревности, превращается в категорическое, небывалое по остроте осуждение нравов высшего общества, и в особенности буржуазного брака, безлюбовного и бездуховного по своей сути, представляющего циничный торг. Вместе со своим героем автор доходит до крайностей: он склонен не только отрицать институт брака как таковой, но и выдвигать в противовес ему христиански — аскетический идеал абсолютного целомудрия. Этот вывод Толстой постарался обосновать в послесловии к повести.

Ромен Роллан писал, сопоставляя оба «трагических произведения» Толстого, обличающие обеспеченные классы: «Чувствуется, что в этот период творческая мысль Толстого находится под сильным воздействием законов театра. „Смерть Ивана Ильича“, „Крейцерова соната“ — это именно внутренние драмы, драмы души; отсюда их сжатость, сосредоточенность».

Склонность к драматической концентрации событий порождалась у Толстого — прозаика, видимо, прежде всего тем, что современная действительность все яснее раскрывалась перед ним в ее острейших конфликтах. Отсюда же вытекало и его тяготение к театру. Именно после перелома проявился в полную силу гений Толстого как драматурга.