Дмитрий Антонов - Смута в культуре Средневековой Руси

Изучение генезиса, исторического наполнения и смысловой эволюции топосных элементов описания приближает исследователя к реконструкции общезначимых смыслов культуры. В свою очередь, это позволяет вернуться к изучаемому тексту и выявить индивидуальные объяснения его создателя, каждый раз особым образом включающие топосные утверждения. Очевидно при этом, что окончательно прояснить, какое из существовавших объяснений было актуальным для конкретного автора, можно лишь через прямое утверждение на этот счет самого книжника: подверстывание логики текста под наиболее типичную / популярную для изучаемой эпохи модель — зачастую малопродуктивный шаг.

Раскрытие смыслового поля понятий, на которых выстраивалась аргументация текста, необходимо дополняется изучением цитат, приведенных в авторских объяснениях. Вопрос о видах и функциях цитат, как известно, широко разрабатывался в литературоведении, в том числе применительно к древнерусским текстам, в которых значительное количество (в некоторых случаях большинство) фраз могли представлять собой библейские заимствования [20]. Эта проблема будет интересовать нас в семантическом аспекте: в поле внимания окажутся цитаты (в том числе «непрямые» — аллюзии, реминисценции), непосредственно включенные в рассматриваемые объяснительные модели; цитаты, выполняющие по отношению к ним не орнаментальную функцию, но являющиеся ключевым элементом в построении авторской логики (впрочем, разделить подобным — весьма условным — образом цитаты возможно лишь после изучения всего окружающего их контекста).

Особым видом привлечения «чужого текста» в оригинальное средневековое сочинение являются символы — слово или словосочетание, генетически восходящее к Священному Писанию и Преданию. В исторической традиции и в культуре конкретной эпохи символ часто приобретал совершенно разные трактовки; в то же время книжник далеко не всегда стремился актуализировать исходное значение (одно из существующих значений) символа в конкретном контексте. Последнее относится ко всем видам цитат, которые зачастую использовались в виде устойчивых формул описания, не включенных в непосредственное объяснение событий и не предполагавших апелляцию к скрытому смысловому полю.

Теория символа получила освещение в трудах самых разных исследователей [21]. В нашу задачу не входит рассмотрение всех существующих концепций: остановимся на тех определениях, которые позволяют прояснить особенности функционирования этого вида топоса в средневековом тексте.

«При переносном (или образном) значении слова, — отмечал Л. С. Ковтун, — прямое значение, на котором основана метафора, отходит на второй план, воспринимается как подтекст, придающий значению образность; при символическом значении слова, напротив, воспринимается лишь прямое значение, а иносказательный план остается подтекстом, и притом нередко недоступным… непосвященному» [22]. Средневековый символ «выражает невидимое и умопостигаемое через видимое и материальное» [23]; при этом, по замечанию Д. С. Лихачева, средневековый символизм часто подменяет метафору символом, который расшифровывает многие мотивы и детали сюжета [24]. Невидимая сущность выражается в символе через материальный образ (так, лев и агнец на символическом уровне обозначают Христа); через символ описываемые события и явления соотносятся со священной историей, наполняя текст смыслами, зачастую «сокровенными» для современного читателя, но очевидными в жизненном мире средневекового человека.

«Беря слова расширительно, можно сказать, что символ есть образ, взятый в аспекте своей знаковости, и есть знак, наделенный всей органичностью мифа и неисчерпаемой многозначностью образа», — отмечал С. С. Аверинцев. «Категория символа делает акцент на… выхождение образа за собственные пределы, на присутствие некоего смысла, интимно слитого с образом, но ему не тождественного. Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого… Переходя в символ, образ становится «прозрачным», смысл «просвечивает» сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива, требующая нелегкого «вхождения» в себя» [25]. Само слово «символ» происходит от греческого термина, обозначавшего обломки одной пластины: соединяя их в единое целое, опознавали друг друга люди, связанные союзом наследственной дружбы. Так же опознают и понимают друг друга по текстовым символам люди, объединенные общей культурой: именно поэтому в символе, по словам С. С. Аверинцева, заключена «теплота сплачивающей тайны» [26].