Кассия Сен-Клер - Золотая нить. Как ткань изменила историю. [калибрятина]

В 1735 г. в Южной Каролине был издан закон, ограничивающий выбор материи, которую могли носить рабы, самой дешевой и плохой. Это часто становилось предметом насмешек, но одни и те же ткани повторялись в описаниях снова и снова. Часто упоминаемая «негритянская ткань» обычно обозначала дешевую гладкую белую валлийскую шерстяную ткань, ввозимую из Британии. В начале XIX в. она продавалась примерно по восемьдесят центов за ярд. К другим распространенным тканям для мужской одежды относились поплин в мелкий рубчик, саржа и мешковина. Поплин, как и валлийскую ткань, ткали из шерсти, тогда как саржу и мешковину обычно делали из хлопка. Мешковина была грубой тканью полотняного переплетения, а саржа – саржевого переплетения в характерный рубчик. Она была долговечнее. (На самом деле джинсы, которые мы носим сегодня, тоже из саржи.) Чаще всего упоминается домотканое полотно. Эта ткань, как предполагает название, была соткана либо самими рабами на плантации, либо кем-то по соседству. Ткань с полотняным переплетением могла быть шерстяной или хлопковой в зависимости от того, что было под рукой или что можно было купить дешево. Женщины носили платья из домотканой материи или из набивного ситца, еще одной хлопковой ткани с полотняным переплетением, обычно украшенной мелким набивным узором, полосками или клеткой. Самыми распространенными цветами были белый, голубой и коричневый. Последние два цвета можно было получить с помощью местных доступных красителей, таких как индиго и грецкий орех (который использовался для окрашивания одного из пальто Соломона) [280].

В 1855 г. некий доктор Террелл в газете Southern Watchman соглашался с тем, что если раба обеспечивали, то свободному работнику «приходилось долго откладывать, чтобы купить себе одежду… и его одежда должна была быть выстирана и починена». К тому же белые американцы, при всей любви к риторике о скромности в одежде и грехе тщеславия, по возможности избегали уродливых и дешевых тканей для себя.

Иными словами, одежда была своего рода игровым полем, на котором расставлялись фигуры власти. Грубая, а не гладкая; бесформенная, а не скроенная по фигуре; тусклая, а не яркая; колючая, а не мягкая – одежда рабов, которую покупали и определяли белые, визуально указывала на их низкий статус. По крайней мере, таковыми были намерения. На практике рабам удавалось не только раздобыть одежду, теоретически для них запретную, но тщательно и намеренно создавать свою собственную эстетику [281].

Для этого нужно было раздобыть собственную одежду или, по крайней мере, визуально выделиться. Многие, к примеру, старались не носить белое, потому что этот цвет ассоциировался с одеждой рабов. (Сообразительные рабовладельцы использовали это в своих целях. В 1780-х гг. преподобный Генри Лоуренс писал, что любому «негру, который вел себя удивительно хорошо», следовало дать «нечто лучшее, чем белая ткань».) Подобный предрассудок существовал и в отношении рубах из мешковины, так как они были архетипом одежды для тех, кто работал в полях. Освобожденные или освободившиеся рабы наслаждались не только фактической свободой, но и свободой в одежде. Олауда Эквиано тут же начал давать и посещать балы, на которые он надевал «тонкие голубые костюмы», в которых, как он с гордостью писал, он «не мог остаться незамеченным» [282].

Остававшиеся в рабстве тратили немало энергии на то, чтобы обзавестись собственной желанной одеждой. Иногда они получали ее от владельцев. Ношеное платье отдавали или давали взаймы по особым случаям, чтобы наградить любимчиков и отличить «домашних» рабов от тех, кто работал в полях. Хотя официально такая практика осуждалась и даже была вне закона, в действительности она была распространенной. Харриет Джонс надела на свою свадьбу «одно из платьев миссис, с длинным треном», украшенное алым кушаком. Престон, раб, о котором шла речь в мартовском объявлении 1847 г., был владельцем «новой бархатной фуражки», которая также могла быть ему подарена [283].

Другие, понимая, что их повесят за кражу любого размера, брали все, что попадалось им под руку, когда совершали побег. Роза, одиннадцатилетняя рабыня из Нового Орлеана, при побеге прихватила с собой белую шелковую шляпу хозяйки, несколько носовых платков, кружевной палантин и «одежду младенца». Бо́льшую часть из этого она собиралась продать, чтобы добыть наличные на побег. В других случаях, судя по всему, беглецы забирали ту одежду, о которой давно мечтали. В 1814 г. Селия, рабыня из Теннеси, взяла два платья из набивного ситца, голубое и желтое, одно платье из льняного белого батиста, два платья из домотканой материи и, что самое интересное, пару «красных туфель с сафьяновой отделкой», завязанных желтыми лентами. Вакх, личный слуга, сбежавший с плантации Габриеля Джонса в Виргинии 13 июня 1774 г., превзошел всех.