Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Молодой Александр не остался в Фонтенбло, а присоединился к своим братьям и сестрам в Блуа и пополнил «дом» королевских детей. С 1546 года их гувернером был Жан д'Юмьер. (Любопытно, что именно его сын Жак, наследник своего отца в управлении Перонной, несмотря на свои симпатии к Генриху III, поставил на пути короля одно из самых серьезных препятствий, создав первую Лигу.) Жан д'Юмьер помогал своей жене Франсуазе де Конте, которая была старшей среди слуг. Но именно у него Екатерина спрашивала новости о своих детях. После смерти мужа в 1550 году мадам д'Юмьер сохранила звание гувернантки, но с 1551 года ее сменила Катрин де Пьервив, жена Антуана де Гонди. Родилась она в Пьемонте, вышла замуж за флорентийца по рождению, разбогатевшего на взимании налогов и ставшего впоследствии метрдотелем Генриха II, в то время как его жена смогла завоевать доверие и дружбу королевы Екатерины. Несмотря на то что юноши королевского дома в свои первые годы были доверены всем этим дамам, они воспитывались как мужчины. Пеленки быстро уступили место одежде их пола. «…Пусть она оденет моего Ангулемского сына. Так он будет лучше себя чувствовать во время близящейся жары», приказывала королева мадам д'Юмьер. К услугам молодых принцев была портниха Мари Поммерет, в обязанности которой входило шитье рубашек, детских чепчиков, распашонок из белого сатина, колпачков из зеленой тафты, украшенной фестонами. Позже, как и у других братьев и сестер, у Александра-Эдуарда появилась личная гувернантка Анна Ле Мей, девушка Данмари. Известны также имена двух кормилиц, Гиллемет Безар и Анны Руссо. Немногим известным фактам из жизни детей королевской семьи мы обязаны разрозненным указаниям в письмах королевы. Питание детей было для Екатерины настоящей проблемой, так как, писала она, они «больше больны от того, что слишком толстые, чем от того, что слишком худые». Но больше всего королева опасалась болезней, особенно самой страшной из них — чумы. Когда чума появилась в окрестностях Блуа, королевских детей сразу же перевезли в Амбуаз, потому что там воздух был здоровее всего, чем «они очень хорошо воспользовались», писала Екатерина.

Вдали от детей королева успокаивала себя, приказывая присылать их портреты. По деталям она судила о состоянии их здоровья: «Вам не нужно, — указывала она гувернеру, — заставлять художника писать с натуры всех моих сыновей и дочерей… такими, какие они есть, не забывая ничего, достаточно карандашных рисунков, чтобы они были сделаны как можно быстрее и сразу же отправлены мне…»

Ничего не упуская из их материальной жизни, королева, в которой уже намечалась женщина-руководитель, решила, что будет полезно составить гороскоп молодых принцев. Тогда так было принято. И даже в XX веке люди строят иллюзии о реальной значимости тех предсказаний, в которые верили правители того времени. Забавно, но гороскоп играл важную роль в терапии: прежде чем приниматься за лечение, врачи изучали гороскоп своего пациента. Кроме того, общественное мнение было падко до всякого рода предсказаний и пророчеств. Составление гороскопов будущих могущественных людей этого мира было обычной практикой. Это было средство управления и пропаганды. Но, пользуясь услугами астрологов, власти пристально следили за ними.

Мишель де Нотр-Дам, согласно обычаю XVI века принявший латинское имя Нострадамус, в 1553 году получил приказ явиться в Блуа. Его заключение было таково, что «все четверо» сыновей Генриха II будут носить корону (Франциск, герцог Алансонский, а потом Анжуйский, так никогда и не стал королем). Ловкий лжец, астролог не скупился на короны, а его предсказание, опуская условия, при которых дети Франции однажды все станут королями, сулило славу, но кроме нее и заботы.

В ожидании тех еще далеких времен радости и печали, Екатерина, поскольку ее дети росли, хотела иметь их поближе к себе. Когда старшему сыну, будущему Франциску II, в 1553 году исполнилось 10 лет, «малый двор» разделился надвое. Дофин переехал в Сен-Жермен-ан-Ле, а Александр-Эдуард и другие братья и сестры остались в Амбуаз. Среди детей знати, которые тоже жили и играли там, в первую очередь выделялись трое из пяти сыновей коннетабля, затем Жан де Люксембург, Жильбер де Леви, молодые Колиньи, Телиньи, Филипп Строззи и Ги дю Люд, отец которого был правителем Пуату и генерал-лейтенантом Гюйенны.

Один из карандашных набросков, сделанных по просьбе матери, сохранил первый портрет молодого принца. Его глаза сверкают лукавством, высокий лоб немного прикрывает большой чепчик.