Внешне, конечно, все остается прежним. Власть короля теоретически абсолютна. Двор блестящ и утончен, как никогда. Королевского ребенка зовут «Ваше Величество», но это «Величество» лишь игрушка в руках разных партий. Менее чем за два года (1559–1560) дважды с беспощадной остротой встает вопрос регентства. Каким должен быть оптимальный возраст коронации? Был ли прав Карл V (в XIV веке), когда указывал на возраст 14 лет, или же последний должен определяться таинственными и столь же расплывчатыми, как и древними, обычаями, зовущимися «фундаментальными законами королевства»? Может ли регент (в лице королевы-матери) единолично править государством или следует передать право решения Генеральным Штатам, последний съезд которых прошел в 1484 году и воспринимался всеми как любопытный эпизод прошлого? Но если Генеральные Штаты вновь войдут в силу, неизбежно встанет главный вопрос. Не будет ли пробудившееся право народа противостоять королевской власти? Кто будет высшим, а кто низшим? Как дать им возможность сосуществовать? С 1560 года до Генеральных Штатов Лиги пролегла глубокая пропасть между сторонниками короля и народом. И те и другие очень чувствительны к престижу королевской особы. Каждая партия стремится захватить короля. Возможность подписывать свои манифесты и декларации именем Франциска, Карла, Генриха, затем передавать на подпись Государственному секретарю, ставить королевскую печать, — это самая значительная сила в стране, где культ монархии сохранил все свое могущество. Более того, руководить королем значит отдавать приказы «нашим генералам и ответственным за финансы» и «нашему Парламенту».
Иметь при себе короля, быть его наставником и вести его по своему усмотрению, именно этого хотят две фамилии. Первая вышла из королевской семьи и является законной наследницей трона, если угаснет хрупкое и болезненное потомство Генриха II. А против дома Бурбонов, потомков седьмого сына Сен Луи, Робера, графа Клермонта в Бовези, встает наполовину иностранная, высокомерная и надменная семья, младшая ветвь дома Лотарингского, де Гизов.
В 1559 году вовсе не вокруг короля собирается знать. Франция той эпохи напоминает Англию, где «право поддержки» в XV веке сделало возможным развязывание войны Белой и Алой розы. Каждый гражданин становится слугой Бурбонов или Лотарингцев. Напрасно такие публицисты, как Жан Боден, отстаивают в своих произведениях теорию права на верховную власть и подчинение ей ее подданных. Мы присутствуем при возрождении феодальных отношений между людьми. Если Франциск I и Генрих II имели только подданных, то трое последних Валуа видели перед собой сторонников де Конде, потом короля Наваррского, Монморанси-Дамвиль и собственного брата Генриха III, Франциска, герцога Анжуйского. Будет справедливо говорить об очевидной феодальной реакции. Она коснулась не только отдельных людей. Этот поток увлек провинции и города. Все почувствовали централизующий абсолютизм двух первых Валуа-Ангулем. Они тоже жертвы обстоятельств. Они пробудились и ощутили амбиции. Вместо того чтобы идти по пути монархии, не рискует ли Франция стать федерацией, республикой по типу Швейцарии?
Ослабление государственной власти, раздробленность страны разжигают страсти. Среди всех прочих царит одна — религиозная. Она погрузила Францию в кровавую пучину войн с 1560 по 1598 год. Но они были не только религиозными или только политическими. Люди не берутся за оружие и не сражаются из-за чего-то одного. Феодалы были и среди гугенотов, и среди папистов. А сколько нюансов! Религиозный фанатизм заразил многих. Для них восстановление утраченных феодальных прав было лишь средством. Другие же просто стремились отхватить себе земли и обзавестись собственным двором. Рим и Евангелие — предлог для достижения этой цели. Один из самых ярых гугенотов, печально известный барон де Адре, из личных интересов без колебаний оставил партию реформатов и стал католиком. В большинстве случаев нет ничего легче, как разрушить бастионы своей веры из-за заботы о своих временных интересах и возвращения былого положения в обществе. Как различить «гугенотов государства» и «гугенотов но вере»? Та же трудность с католиками. Их приверженность к Риму не особенно чиста, несмотря на совпадение с их временными интересами. С появлением на театре религиозных сражений знати, характер последних совершенно меняется. На смену эпохе мучеников приходит эпоха мятежей, резни, бесконечных сражений, изредка прерываемых более или менее продолжительными периодами хрупкого мира.
Читать дальше