Матвей Фролов - И снова к микрофону выхожу...

Думаю, что даже для бывалого, много повидавшего журналиста встреча с парижским коммунаром — это событие. А для молодого?

...Прежде чем поехать в Москву, я познакомился с Андре Леженом заочно — расспрашивал о нем кого мог, читал книги, перелистывал журналы.

Родился Лежен 3 июня 1847 года близ Парижа в бедной семье. Одиннадцати лет его отдали учеником к колбаснику. У него он проработал три года, получая койку и обед. Вставал в шесть часов утра, ложился поздно вечером. За то, что Андре разбил кувшин с маслом, хозяин прогнал его.

Андре устроился разносчиком продуктов, но и у нового хозяина было не слаще: тот напивался и избивал его.

Лежен рос. Товарищ научил его читать и писать. Он начал посещать собрания республиканцев, вступил в группу свободомыслящих. С того времени, как говорил сам Лежен, начался второй этап его жизни.

17 марта 1871 года Лежен договорился с друзьями встретиться на следующий день. Собравшись, они отправились к казарме, где народу раздавали оружие. Всю Парижскую коммуну А. Лежен боролся на стороне трудового народа, впервые в истории взявшего власть в свои руки.

В середине тридцатых годов Андре Лежен приехал в Советский Союз. Лежен был тогда единственным живущим в нашей стране участником Парижской коммуны. Небольшая группа коммунаров здравствовала и во Франции.

...И вот я в Москве, в Доме ветеранов революции. Девяностолетний коммунар чувствует себя бодро, разговорчив, гостеприимен. Меня предупредили: свидание — только несколько минут, нельзя его утомлять.

Я передал Лежену привет от детей города Ленина. Он оживился, поблагодарил за внимание: «Не забыли ребята старого коммунара, спасибо!»

А. Лежен написал в моем блокноте несколько строк читателям «Ленинских искр»: «Старый коммунар А. Лежен посылает свой привет детям Ленинграда с надеждой, что они будут работать для блага советской социалистической республики. Это — наиболее пламенное пожелание старого коммунара. А. Лежен».

Я понимал, что неуместно обращаться к старому человеку с просьбой написать статью или поделиться воспоминаниями. Но все же высказал это свое желание. Лежен, немного подумав, ответил: «Хорошо, это можно сделать, я дам вам свои воспоминания, которые еще не публиковались. Только их придется перевести...»

Счастливый, боясь потерять драгоценные листки, я в тот же день уехал из Москвы. А еще через несколько дней моя газета порадовала читателей воспоминаниями старого коммунара. Мы назвали их «Последние дни Коммуны». Вот эти воспоминания:

«Возмущенный народ был готов защищаться до последней капли крови. Число баррикад все время росло. По ночам происходили столкновения. Враги народа, оставшиеся в Париже и не выходившие из дома до тех пор, пока версальцы не вошли в город, предавали нас, крича: „Смерть коммунарам!"

Ежедневно мы отступали от одной баррикады к другой. Только у баррикады на улице Ля-Рокет мы в свою очередь отбросили линейные войска. После каждого сражения бойцов становилось все меньше и меньше, так как среди нас появлялись раненые и убитые.

Я сражался на баррикаде у бульвара Вольтера, видел гибель мужественного Делеклюза, который предпочел умереть, чем видеть полное поражение. Оттуда я отправился в Менильмонтан. Здесь, почти у моих ног, была убита ядром женщина, — ведь много женщин участвовало в боях.

27 мая вечером я находился на улице Пиренеев, где провел ночь на баррикадах, утомленный до предела, ничего не евший в течение сорока восьми часов. Здесь я встретил члена Коммуны Ранвье, который увел меня к одному товарищу поесть.

Утром 28 мая был туман. Товарищи, видя, что больше не остается надежд на победу, решили вернуться в свои квартиры обходными путями. Но и дома они отнюдь не чувствовали себя в безопасности — привратники под угрозой ареста обязаны были сообщать солдатам о находившихся в доме коммунарах.

Что касается меня, то мне было недалеко до дома моих родителей в Баньолэ. Достаточно пятнадцати-двадцати минут, чтобы добраться туда. Но я знал, что, придя в Баньолэ, я буду схвачен богатыми крестьянами или убит жандармами. Я раздумывал над тем, что мне делать. Внезапно вспомнил, что недалеко на улице Риголь живет моя крестная мать, добрая крестьянка. Я подумал: быть может, смогу спрятаться у нее.

Бегу на улицу Риголь, стучу. Она мне открывает, но не пускает в дом. Несмотря на ее сопротивление, вхожу. Тогда она начинает выталкивать меня и кричать: