Сергей Аверинцев - История Византии. Том II

Выделенные из общинных угодий наделы становились собственностью крестьян, и «Земледельческий закон» называет их с полным правом господами поля. Периодического передела византийская деревня VIII в. не знала: крестьяне обносили свои наделы изгородью, окапывали рвом и по своему произволу избирали, какой культурой засевать свое поле. Крестьяне могли обменять свои наделы, и такой обмен считался действительным навеки. Правда, «Земледельческий закон» не упоминает о продаже земли крестьянами, хотя и пользуется выражением «справедливая цена земли». Конечно, не приходится думать, будто в Византии VIII в. перестала существовать купля-продажа земли (достаточно вспомнить, что в нарративных источниках такие случаи не раз упоминаются). И все же надел, ставший частной собственностью, надел, где крестьянин самостоятельно вел свое хозяйство, надел, который можно была обменять «навечно», — этот надел не был вовсе свободен от действия прав соседей, и более того — всех общинников. Прежде всего, «Земледельческий закон» не возбраняет соседям есть виноград и фрукты в чужом саду, запрещая лишь уносить плоды с собой. Это не было пустой фразой, бессодержательным пересказом библейских норм [50] Второзак., XXIII, 24. : византийские крестьяне действительно могли рубить дрова, косить сено, собирать каштаны, пасти скот на чужой земле.

Более того, в нарушение известного римского принципа superficies solo cedit «Земледельческий закон» разрешал владеть деревьями на чужой земле: земля могла принадлежать одному собственнику, а растущее на ней дерево — другому.

Соответственно этому «Земледельческий закон» устанавливает крайне низкие наказания за нарушение прав собственности: если крестьянин запахал и засеял чужое поле, то единственное, что ожидало его, — лишение урожая; он, как говорится в законе, терял свой труд и зерно. Даже тот, кто вырубил бы при этом чужие деревья, не подвергся бы большему наказанию. Иными словами, нарушение границ чужого владения не рассматривалось в Византии VIII в. как преступление, как деликт, ведущий к actio furti , иску за воровство, но лишь как нанесение ущерба [51] J. de Malafоsse. Les lois agraires…, p. 55. . Совершенно иными принципами руководствовались составители франкских правд, карая за запашку чужого поля или за похищение чужого колоса высоким штрафом.

Византийская община VIII в. — и это также отличает ее от позднеримской общины — была пронизана родственными связями. Она состояла не из одних малых семей, но также и из патронимии, т. е. из больших коллективов сородичей, ведущих общее хозяйство; в одном доме мог жить отец со своими женатыми сыновьями и замужними дочерьми, так что к столу собиралось 20–30 человек. Но даже и выделившиеся малые семьи не теряли связей с родичами, сохраняя какую-то часть наделов в совместном пользовании или ежегодно обменивая свои доли некогда общего участка. Упрочение родственных связей можно понять как результат распространения по территории империи массы варварских (в первую очередь славянских) племен [52] M. Я. Сюзюмов. О характере и сущности византийской общины по Земледельческому закону. — ВВ, X, 1956, стр. 36 и cл. .

Ощущая себя тесно связанными, византийские крестьяне нередко сообща предпринимали необходимые работы: общими силами устраивали водоем или выворачивали огромный камень. Деревня сообща нанимала сторожей, пастуха, а также мастеров для сооружения каменного моста, сообща устраивала праздники, ловила воров и уничтожала диких зверей, молила о дожде в засушливую погоду [53] См. А. П. Рудаков. Очерки византийской культуры…, стр. 180. . Община имела своих должностных лиц — старейшин и обычно свою часовню и своего священника, выходца из той же деревни.

Византийским крестьянам приходилось хозяйствовать на крохотных участках, так называемых хорафиях, расположенных по большей части в горах (удобных долин здесь мало) и отвоеванных у леса [54] О земледелии и скотоводстве обширный материал собран: Ph. Коukоules. Vie et civilisation byzantines, v. V. Athenes, 1952, p. 245–330. К сожалению, Ф. Кукулес мало привлекал археологические данные. . Воды не хватало: приходилось отводить каналы, орошавшие сады и поля, строить цистерны, где скапливалась дождевая влага. Кроме пшеницы, ячменя и бобовых, возделывали виноград и фрукты: яблоки, груши, гранаты, а также оливки, по неясной причине не упомянутые в «Земледельческом законе».

Система пахоты не изменилась, пожалуй, со времен Гомера. Плуг тянули волы — архаичная упряжка, которую надевали прямо на шею животного, не позволяла использовать лошадь для пахоты [55] Lefebvre de Noettes. Le systeme d'attelage du cheval et du boeuf a Byzance. — «Melanges Ch. Diehl», v. I. Paris, 1930, p. 183. . Плуг оставался легким, бесколесным, деревянным — скорее мы могли бы назвать его сохой. Железный сошник легко надевался и снимался; отвалов не было — византийский плуг не поднимал пластов, но лишь проводил борозду, и пахарю приходилось несколько раз проходить по полю: сперва вдоль, потом поперек. В плуг впрягали пару волов; возвращаясь с поля, пахарь переворачивал плуг и водружал его на спину животных. Кроме плуга, византийцы пользовались лопатой и двузубой мотыгой — преимущественно для обработки садов и виноградников.