Михаил Барг - Великая английская революция в портретах ее деятелей

Иными словами, ремесло лишь видоизменяет форму продукта, доставляемого земледельцем, оно только разнообразит элементы общественного богатства, но не увеличивает его сумму, ничего к нему не прибавляя . К тому же, поскольку в основе промышленности все еще лежал ручной труд, постольку решающим условием производства, по крайней мере в традиционных отраслях, должна была по-прежнему оставаться профессиональная сноровка труженика при относительно простых и доступных орудиях труда, не выступавших еще в общественном сознании того времени в качестве капитала.

Итак, «ничейная», т. е. общенародная, собственность на землю и природные ресурсы — краеугольный камень в построении свободной республики . Никто не сможет в ней владычествовать над себе подобным только потому, что обладает избытком жизненных благ, которых другие лишены. На этой же основе будет покончено с пауперизмом и трудом по найму, за плату. В описании форм общественного производства Уинстенли по сути проецирует на грядущее существующий уровень общественного производства как в земледелии, так и в промышленности . В этом, подчеркнем еще раз, отразился определенный примитивизм (или недостаточный историзм) в понимании исторического движения английского общества его времени. Не следует, однако, забывать, что и 100 лет спустя, в условиях уже начавшейся промышленной революции, создатели коммунистических утопий, в том числе величайшие и оригинальнейшие из них — Мелье и Морелли, в этом вопросе недалеко ушли от Уинстенли. И это потому, что социально-утопическая мысль все еще отталкивалась от преобладания ручного труда, т. е. традиционных форм «домашнего» производства. Но помимо этого, хотя утопия Уинстенли наряду с Кромвелем адресовалась еще и «потомкам», тем не менее она мыслилась им как план немедленного переустройства общества. Следовательно, и общественные условия данного момента должны были — собственно, только и могли — служить отправным моментом в обрисовке реалий.

В целом «Закон свободы» должен был ответить на вопрос: как именно, отталкиваясь от существующих условий производства в сельском хозяйстве и промышленности, переустроить жизнь людей на основах справедливости и взаимности? Этой тесной связью мечты и реальной действительности была обусловлена одна из характернейших черт утопии Уинстенли — переплетение в ней элементов антифеодальной крестьянской революции с элементами предвосхищения антибуржуазного общественного переворота. Это явно «неестественное» с точки зрения логики истории соседство в одной и той же «платформе» требования освободить землю от власти лендлордов и призыва «Работайте вместе и вместе ешьте свой хлеб», принадлежащих двум историческим эпохам, между которыми пролегли нередко столетия, являлось, однако, отражением специфики английских условий тех дней: несоразмерно большой в канун буржуазной революции удельный вес плебса в сочетании с сохранением феодальной зависимости класса крестьян-копигольдеров .

Именно поэтому мы находим в «Законе свободы» тесное переплетение, с одной стороны, идеологии «хозяйственных крестьян» («Каждый свободный человек должен обладать свободой землепользования… не уплачивая ренту какому-либо лендлорду») и с другой — идеологии плебса («Ни земля, ни какие-либо плоды ее не должны живущими на ней покупаться или продаваться друг другу, поскольку земля и ее плоды являются общим достоянием»). Если очевидно, что в плане реально-историческом подобное сочленение устремлений могло только оттолкнуть владельческое крестьянство от движения сельского плебса (хотя последний, как мы видели, включал в свою программу требования крестьянской революции), то в плане отвлеченного проекта «идеального общества» оно неизбежно наделяло его настолько зримыми чертами существовавшего в Англии тех дней хозяйственного и общественного обихода, что читателю нетрудно было заключить: речь шла либо о конституировании двух временно сосуществующих рядом миров, либо — в близкой перспективе — об их полном слиянии. Достаточно было, по мысли Уинстенли, изменить форму собственности и на этой основе форму распределения, даже оставив неизменной форму организации производства, и последний нищий окажется почти немедленно в обществе изобилия и привольной жизни для всех.

Следует, однако, заметить, что столь бросающаяся в глаза «заземленность» коммунистического идеала, отличающая утопию Уинстенли от спекулятивных построений, заполняющих, к примеру, «Утопию» Томаса Мора, проистекает не только из различия уровней и истоков их образованности, но и из целей, ими преследовавшихся.