Шарль Пти-Дютайи - Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков

Церковь и бароны признали Ричарда королем беспрекословно, Его и боялись, и в то же время он был очень популярен. Но его помазание на царство было отпраздновано с необыкновенной пышностью, и церковь умножила церемонии и формальности, так что ритуал, установленный тогда, стал на будущее время традиционным правилом [257] DLXXVIII, гл. IX. . Это было, по крайней мере, по форме отместкой со стороны церкви. Она отомстила гораздо серьезнее, когда рана, полученная в сражения, неожиданно унесла Ричарда в 1199 г. [258] О восшествии на престол Иоанна Miss К. Norgate (CDLXXXIX, стр. 56 и сл.) не сказала последнего слова. Ср. DCXXVII, I, стр. 617 и сл.; DXLII, стр. 193–195. . Кто теперь будет королем? По-видимому, соратники Ричарда поклялись ему у смертного одра признать его брата Иоанна, младшего из детей Генриха II [259] CXVIII, т. IV, стр. 83. , но измены и непостоянство этого юноши сделали его подозрительным. Ему можно было противопоставить его племянника Артура, сына Жоффруа Бретонского, четвертого сына Генриха II; но Артур воспитывался при дворе Филиппа-Августа. Архиепископ кентерберийский Губерт Вальтер был в то время в Нормандии, и автор Истории Вильгельма Маршала передает нам разговор, который архиепископ имел с маршалом [260] Стих 11844 и сл. Автор, естественно, склонен преувеличивать значение роли Вильгельма, но он выражает понятия, которые, очевидно, были понятиями того времени, а нас именно это и интересует. Порядок престолонаследия не был твердо установлен, и прелаты и бароны каждый раз, когда они это могли, вмешивались. . «Следовало бы поспешить с избранием, — сказал этот последний, — сир, кого мы должны сделать королем?». «По праву, — отвечал архиепископ, — мы должны сделать королем Артура». Вильгельм отклонил эту мысль: Артур находился в руках короля Франции и не любил англичан. Губерт Вальтер присоединился к его мнению, переплыл море обратно и добился, не без труда, согласия баронов Англии, тогда как бароны Бретани и областей, расположенных на берегах Луары, признали Артура. Архиепископ кентерберийский воспользовался этими благоприятными обстоятельствами, чтобы торжественно утвердить учение об избирательной королевской власти. По прибытии Иоанна в Лондон, «архиепископы, епископы, графы и бароны и все те, кто должен был присутствовать на его короновании, собрались, и архиепископ, стоя посреди собрания, сказал следующее: «Слушайте все. Знайте, что никто не может наследовать другому в качестве короля, если он не избран предварительно всем королевством единодушно после призвания духа святого и в силу превосходства его нрава, заранее намечающего его, по примеру и наподобие Саула, первого из помазанных на царство королей, которого господь предложил своему народу, хотя он не был ни сыном короля, ни, королевского рода; таким же образом после ново королем был Давид, сын Иессея; один вследствие своей силы и пригодности к королевскому сану, другой вследствие своей святости и смирения… Впрочем, если кто-нибудь из рода покойного короля превосходит других, нужно согласиться на избрание его предпочтительно и возможно скорее. Все это мы говорим в пользу славного графа Иоанна, здесь присутствующего, брата нашего преславного покойного короля Ричарда, не имевшего наследников, которые могли бы быть его преемниками. Иоанн предусмотрителен, мужествен, заведомо знатен, и, призвав милость святого духа, мы все избрали его единодушно, ввиду как его достоинств, так и его королевского происхождения».

Присутствующие, доверяя мудрости архиепископа, поняли, что у него были свои соображения, и, избирая Иоанна королем, воскликнули: «Да здравствует король Иоанн» [261] СХХХIII, стр. 265–266. .

Этот рассказ, который находится только у Матвея Парижского, показался подозрительным и действительно носит на себе печать неточности и спутанности мыслей этого болтливого хрониста; из него не видно, произошло ли «единодушное избрание» до или после речи архиепископа; но есть основания считать заявления Губерта Вальтера по существу своему подлинными. К тому же они являлись естественными в его устах и представляли собой для успокоения королевства двойную выгоду: тем, что окончательно устраняли возражения сторонников Артура, основывая права Иоанна на избрании, а также тем, что связывали совесть нового короля обязательством, придававшим крепость коронационной присяге [262] DXV, стр. 42–43. .

Таким образом в, конце изучаемого нами периода церкви удалось добиться публичного признания ее учения о монархии, которого ни Генрих II, ни его советники не приняли бы. Это учение имело основания теологические и моральные, которые мы можем распознать, так как во времена Генриха II один богослов-моралист, Иоанн Солсберийский, изложил их весьма многоречиво. В этой западной церкви XII в., которая была так богата образованными и искусными клириками, искренними и мужественными людьми, личность Иоанна Солсберийского является особенно привлекательной [263] DXXXV, стр. 176 и сл.; CCLVI, стр. 308 и сл.; СССХХХI. . Англичанин родом, но в сущности космополит, как и сам король Генрих II, Иоанн Солсберийский учился в знаменитых школах Парижа и Шартра и был знаком с Италией, с римской курией и с тем, что волновало тогда Запад. Около 1148 г. он сделался секретарем архиепископа кентерберийского Теобальда, и независимость его ума так не понравилось Генриху II, что он был лишен всех своих пребенд. Таким образом, он сам лично был жертвой «тирании», когда в 1159 г. писал своего Policraticus , которого он посвятил своему другу Фоме Бекету. Последний приблизил его к себе, когда стал архиепископом в 1161 г.; Иоанн из принципа оставался ему верен в счастии и в несчастии, хотя и сильно порицал гордость и резкости своего друга. Жизнь свою он окончил епископом в Шартре.