Шарль Пти-Дютайи - Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков

Для такого человека, когда он попал на трон, главной обязанностью являлось вести своих подданных к небесной жизни, обеспечить им спасение души. Он верил, что в этом заключалась миссия короля, помазанного на царство, и это было, очевидно, одной из причин того, что он сохранил корону, несмотря на бывшее у него тайное желание отречься от престола [706] LVI, стр. 50, 129–130, и XLVI, стр. 7, очень определенно говорят о его желании отказаться от престола. . Он должен был выполнить обеты, данные им при короновании. Он верил, что помазание из священной чаши, принесенной с неба для крещения Хлодвига, налагало на него самые большие обязанности. Но он также думал, что оно даровало ему и права, а также непосредственную связь с богом. В минуты ответственных решений, если его совесть ясно указывала ему путь, по которому нужно идти, он ужо никого не слушал. В это мгновение он верил, что вдохновлен самим богом. И с этих пор, несмотря на искреннее уважение к святому престолу и духовенству, несмотря на радость, которую он испытывал, переезжая из монастыря в монастырь и обедая с братией в трапезной [707] XXX, № 450–451, 543 и сл., 749 и т. д., а также примечание Delisted; XXIV, стр. 454–455; DXIV, стр. 586–589. , он считал себя вправе провести границу между духовным и светским, разделить прерогативы обеих властей, которые, по его мнению, были созданы для того, чтобы идти к одним и тем же целям, но разными путями, и чтобы вместе работать для обеспечения торжества Христа. В его глазах папа и духовенство могли ошибаться, и он имел право сказать им это и оказать сопротивление. Ему случалось говорить очень сухо с епископами, запрещать папскому легату вмешиваться в то или другое дело [708] LXVIII, § 673–675; LXXII, № 2415. , и только в конце своей жизни он проявил по отношению к папской власти чрезвычайную покорность.

В итоге, несмотря на довольно несхожие личные темпераменты, все эти четыре государя вели одинаковую религиозную политику, различавшуюся лишь некоторыми оттенками. К тому же они все четыре, даже Филипп-Август [709] XCIV, II, № 4542 (25 октября 1223 г.). , были прославлены церковью.

Обмен услугами между обеими властями был непрерывен. Епископам более чем когда-нибудь поручаются дела политические и административные, и большая часть чиновников курии является клириками. Церковь, как и раньше, соглашается поделиться с королем некоторыми своими владениями посредством договоров о совладении. Филипп-Август, озабоченный тем, чтобы не уменьшать свои средства, совершает мало дарений в пользу капитулов и монастырей, но он подтверждает их владения и привилегии. Людовик VIII и Людовик IX осыпают их своими милостями, доказательств чему очень много в Сокровищнице хартий и в картуляриях. Теперь уж редко приходится защищать их от насилий феодалов; но король часто добивается от светских сеньоров отказа от десятины, узурпированной их предками [710] XXX, № 780 и примечание. .

Парижский университет, крупная церковная корпорация, подчиненная власти папы, обязан Филиппу-Августу своей независимостью по отношению к прево столицы; в 1200 г., еще раньше, чем он сделался корпорацией, раньше, чем стал юридическим лицом, имеющим свою печать, его преподаватели и ученики были признаны подсудными исключительно церковному суду. В 1225 г., когда легат запрещает университету иметь свою печать, вызывает этим школьный бунт и отлучает от церкви двадцать четыре преподавателя, Людовик VIII вмешивается в это дело. Трудно быть снисходительным к проказам школьников и в то же время поддерживать порядок: и вот в 1229 г. Бланка Кастильская уговорилась с парижским епископом принять меры строгости; университет не подчинился и разбрелся; Бланка в конце концов сдалась [711] XXXI, № 629; CDL, стр. 89 и сл.; DXVII, стр. 289–290; CLXX, стр. 132, 204 и сл.; DLVIII, I, гл. V; CCCXL. .

Но было бы неправильно характеризовать отношения между монархией и церковным миром лишь указаниями на эти взаимные услуги и на эти королевские пожалования. В других отношениях король господствует над церковью.

Прежде всего король является феодальным главой церковных сеньоров. При помощи оммажа Филипп-Август привлекает к себе епископов Кагора, Лиможа и Клермона и создает себе таким образом поддержку в областях, которые он оспаривает у своих врагов [712] DCLXX, стр. 101 и примечание. . Он со все большей и большей настойчивостью заставляет церковь признать его прерогативы как сюзерена. Мы видели, что с 1185 г. он не желает принести ленной присяги (оммаж) епископу Амьенскому. До самого конца своего царствования он продолжает вести переговоры с епископатом, чтобы уклониться от оммажа при помощи различных компенсаций [713] XXXI, № 879–880, 1460, 2204; для Людовика Святого LXXII, IV, № 5294. . Его преемники, так же как и он, требуют от церкви выполнения феодальных повинностей. Неоднократно епископы пытались отказаться от военной повинности, по крайней мере, от личной, которая была для них тягостна. Король заставлял их то уступать, то идти на мировую сделку, но не допуская, чтобы какой-нибудь случай был улажен путем умолчания; примеры этого можно найти во все три царствования [714] XXXI, № 1393–1395; DCLXX, сто. 102; CCXI, IV, ч. 2-я, стр. 293–294; DXVII, стр. 408–409; LXXII, II, № 2285. . Так же и повинность явки в курию должна выполняться епископом или его уполномоченным [715] LXXII, II, № 2206 (год 1232). . В случае надобности король накладывает руку на доходы ослушника, для того чтобы заставить его подчиниться. Филипп-Август считает, что для защиты государства он всего может требовать от церкви, и выражает желание построить крепость на епископской земле [716] XXXI, № 1803 и 1830. . В одной записке, составленной советниками Людовика Святого и представленной папе в 1247 г., эта теория доведена до конца: «право короля таково, что он может взять, как свои собственные, все сокровища церквей и все их доходы для своих нужд и для нужд королевства» [717] Записка эта помещена в LXXX, VI, additamenta, стр. 99–112. .