Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Не приходится сомневаться и в потенциале христианской, а именно библейской проповеди и мысли в русском языковом пространстве. После крушения путинщины-гундяевщины и неизбежного в этом случае развенчания РПЦ на первый план, видимо, выйдут протестанты, как это уже было в 90-е годы. Но учитывая глубокие корни православияв русской культуре трудно поверить в то, что оно не найдет возможности преодолеть и этот кризис и перегруппироваться, приняв новые, адекватные месту и времени богословские и организационные формы.

Ренессанс открытого язычества— еще один набирающий обороты процесс. Здесь можно выделить два основных направления — язычество природное, обычно связанное с этнической тематикой (родноверие и т. п.) и новое язычество,связанное с культом технического могущества, которое в отличие от язычества первого типа является уделом глобалистских технократов. Восточные религии вроде буддизма и индуизма, равно как синкретические и новодельные (Нью-Эйдж) культы и практики также займут свое место в этом ряду. И вообще, надо сказать, что синкретизмв целом будет растущим постмодернистским вызовом, которому догматическим религиям и доктринам придется научиться давать отпор, чтобы сохранить свою аудиторию и/или сущность.

Следует подчеркнуть, что все эти процессы уже происходят в русскоязычном пространстве. Однако политика «национализации будущего» в религиозной сфере в виде борьбы с «сектами» и «прозелитизмом», а по сути свободной религиозной проповедью и практикой, апофеозом которой стали законы Яровой, загнали их всех в подполье, способствуя таким образом маргинализации русскоязычной религиозной мысли и среды.

Не приведет ли открытие шлюзов идейной и политической свободы к войне всех против всех? Главный риск войны будет существовать на стадии «вестфализации» российского пространства и как раз не из-за наличия свободы, а из-за ее отсутствия и выхода наружу противоречий, которым не давали проявляться и разрешаться в формате цивилизованной общественной конкуренции. После того, как процесс «вестфализации» пройдет и выявятся гегемоны на тех или иных территориях по принципу «чья власть, того и вера», они смогут взаимно адресовать друг другу вопросы о положении меньшинств и договариваться о представительстве всех групп, уравновешивающем локальных гегемонов. Возникшее в результате этого пространство, очевидно, не будет политически однородным — в каких-то регионах закрепится моно-гегемония, однако, в крупных центрах сборки, возникших из баланса сил и интересов, могут возникнуть более сложные и плюралистические системы, опыт которых может оказаться привлекательным и для других.

Если драйверами «вестфализации» будут национальные политические теологии, то на следующей стадии придет пора глобальных, представители которых будут действовать в качестве асабий-племен. Глобальные проекты, особенно сегодня, когда многие из них делокализованы, по своей сути утопичны, но не в негативном, а в буквальном смысле у-топии как отсутствия привязки к месту. По этой причине они обладают полемическим(полемос как схватка, борьба), характером, в то время как заземляющая их локальность обладает потенциалом стазисакак приведения соперничающих сил к балансу, на выходе противопоставляя у-топии гетеро-топию, то есть, пространственно привязанную множественность укладов.

Тирания, спекулируя на страхе перед войной всех против всех, не сдерживает ее, а сама объявляет войну всем, превращаясь в режим перманентного террора. Жизнеспособность альтернативы двум этим стратегиям одной и той же тотальной войны— тирании и хаосу — теоретически могут обеспечить только локальные республиканские сообщества, способные усмирить полемос посредством его превращения в стазис в рамках системы баланса различных интересов и согласованных правил игры, позволяющих защищать их, не прибегая к тотальному уничтожению противника.

Глобальное и локальное, таким образом, призваны соотноситься между собой как мотор и тормоза — те элементы, без которых невозможно нормальное движение политического «автомобиля». Именно понимание этого тезиса дает ответ на вопрос, почему в российских условиях реальный федерализмили конфедерализм как сохранение связанности территорий и народов (при условии обретения ими реальной субъектности) со сдержками, противовесами и делегированным представительством, будет предпочтительнее полной дезинтеграции территорий, по крайней мере, за вычетом тех из них, которые мало чем связаны с остальной Россией.