Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

Как бы ни обстояло дело с этими прокламациями и их реальным распространением, они могли лишь внести свой вклад во всеобщую сумятицу. Слухи перетекали из одного в другой, и все вместе сливались в единый слух о том, что роялисты начали действовать и хотят освободить «гнусных отпрысков».

Слух достигает своего апогея ранним утром 10 термидора, когда после взятия Ратуши Робеспьер и другие депутаты, «объявленные изменниками Родины», были доставлены в зал заседаний Комитета общественного спасения по соседству с тем залом, где проходило непрерывное заседание Конвента. Можно сказать, что бумеранг вернулся: обросший новыми деталями слух возвратился в свою отправную точку. И наконец, в распоряжении Конвента оказались материальные доказательства роялистского заговора, замышлявшегося в Ратуше: ему были доставлены «книга постановлений Коммуны и печать заговорщиков, на которой совсем недавно была выгравирована лилия, и печать эта находилась на письменном столе в Коммуне». Отметим, что разные версии протоколов данного заседания расходятся в одном вопросе: кто принес эту «гнусную печать»? «Граждане из секции Гравилье»? «Мировой судья из секции Гравилье»? «Депутация комиссаров секций»? «Мировой судья, назначенный представителями народа для проведения обыска в Ратуше»? Как бы то ни было, многие депутаты писали о том, что они сами видели эту печать с лилией. После получения этого доказательства пересудам не было конца. Среди депутатов и, без сомнения, на трибунах рассказывали, что «Робеспьер замышлял вступить в брак с дочерью Людовика XVI, что он хотел восстановить на троне Капета», и эти пересуды «занимали умы» (если верить Баррасу, который отмечает это в своих «Мемуарах», добавляя, однако, что «лично он ни на секунду не поверил этим утверждениям»; мы еще вернемся к его свидетельству).

Ничто уже не сдерживало вкушавших победу депутатов; к слухам, которые распространялись на протяжении всей ночи, добавилась брань. Конвенту объявили, что «трусливый Робеспьер уже доставлен», и спросили, хочет ли Конвент его видеть. Ответ был полон негодования. «Принести в зал заседаний Конвента тело человека, покрытого всеми возможными злодеяниями, означает лишить этот прекрасный день подобающего ему сияния. Труп тирана может лишь распространять вокруг себя чуму; предназначенное для него и его сообщников место — это площадь Революции. Необходимо, чтобы оба Комитета приняли должные меры, дабы меч закона поразил его без промедления». Тюрио, произнесший сию негодующую речь, не преминул уточнить, что представляли собой эти «преступления». Такую возможность предоставил ему несколько часов спустя Фукье-Тенвиль, который, будучи педантичным законником, поставил перед Конвентом весьма непростую проблему.

Прежде чем казнить объявленных вне закона мятежников, необходимо было, чтобы муниципальные чиновники их коммуны установили их личности; однако оказалось, что все муниципальные чиновники сами объявлены вне закона... Тюрио, председательствовавший на заседании, высокомерно отверг эту проблему: «Конвент постановил, чтобы смерть заговорщиков наступила как можно быстрее. Слишком долго ждать, пока Комитеты подготовят специальный доклад и пока предатели взойдут на эшафот. Нам настолько хорошо известно коварство наших врагов, что мы даже знаем о том, как Робеспьер собирался провозгласить себя королем в Лионе и других коммунах Республики».

Однако наиболее значимые и, без сомнения, наиболее драматичные свидетельства о распространении этого слуха исходили не из зала Конвента, а из Комитета общественного спасения, где был распростерт на столе Робеспьер. Вслед за людьми, сопровождавшими тело, туда ворвалась толпа, желающая его увидеть. Ему подняли руку, чтобы разглядеть залитое кровью лицо; его не переставали оскорблять. И среди этих оскорблений постоянно звучал все тот же слух. «Не правда ли, отличный король?»; «Сир, Ваше Величество страдает?»; «О, надо, чтобы я сказал тебе правду: «Ты меня обманул, негодяй"»; «Ну-ка отойдите, пусть эти господа [Сен-Жюст, Дюма, Пейян, которых доставили туда же] увидят, как их король спит на столе, словно обычный человек». Рот Робеспьера был полон крови; чтобы остановить ее, он использовал маленький мешочек из белой кожи, на котором можно было прочитать следующие слова: «Великому Монарху — Лекур, поставщик Его Величества и его войск, улица Сент-Оноре». Случайно ли дали Робеспьеру этот чехол от пистолета или в насмешку? Трудно сказать. Однако эта надпись спровоцировала новые оскорбления на тему о том, «до чего дошли его притязания». Перед отправкой в Консьержери хирург, забинтовывая Робеспьеру простреленную челюсть, сделал ему повязку на голове; по этому поводу также было немало сарказма: «Вот как возлагают диадему на голову Его Величества...» [7] Среди трудов, оказавшихся наиболее полезными для того, чтобы проследить распространение и различные варианты этого слуха на протяжении 9 и 10 термидора, назовем: Archives parlementaires. Paris, 1982. Vol. XCIII (замечательное издание под руководством Франсуазы Брюнель, в котором приводятся различные варианты протоколов заседаний Конвента); Duval Ch. Projet du procès-verbal des séances des 9, 10 et 11 thermidor. Paris, an II (не одобренный Конвентом текст); протоколы заседаний секций см. в: Courtois Е. В. Rapport fait au nom des Comités de salut public et de la sûreté générale sur les événements du 9 thermidor, an II. Paris, an III; Walter G. La conjuration du Neuf Thermidor. Paris, 1974; Buonarotti Ph. Conspiration pour I'égalité dite de Babeuf. Paris, 1830. T. I; Mathiez A. La politique de Robespierre et le 9 thermidor expliques par Buonarotti // Annales révolutionnaires. 1910; Guyot. Relation sur le 9 thermidor // Archives nationales (далее — A.N.). F 7 4432; Faits recueillis aux derniers instants de Robespierre et de sa faction dans la nuit du 9 et 10 thermidor. Paris, an II. Bibliothèque Nationale (далее — BN) Lb 1149; Courrier républican. 12-30 thermidor; Barras P. Mémoires. Paris, 1895. T. I; Mathiez A. Autour de Robespierre. Paris, 1957; Sainte-Claire Deville P. La Commune de l'an II. Paris, 1946. .